Тайна «Коварной русалки» - Анна Устинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вообще-то похож, – отвечал ей Димка.
– Если мы найдем еще хоть маленький кусок, то можно будет показать его Ниночке, – сообразил Петька. – Она-то уж должна хорошо помнить.
– Найдешь тут что-нибудь, – спотыкаясь о многочисленные коряги и кочки, ворчал Димка.
– Даже если мы ничего не найдем, – отозвалась Маша, – то Шмельков свой обломок обязательно Ниночке покажет.
– Зато если мы обнаружим еще один обломок, значит, этот тип, который чуть не утонул, каким-то образом связан с кражей в библиотеке, – убежденно сказал Командор.
– Странный тип, – пожал плечами Димка.
– Ты тоже, Димочка, будешь странным, если тебя из воды полумертвого выловят, – скривила губы в усмешке Маша.
– Ох, как же мне надоели твои идиотские шуточки, – покачал головою брат.
Петька хмыкнул:
– Вы не устали за тринадцать лет жизни все время препираться?
– У нас единство и борьба противоположностей, – иронически сощурилась Маша.
Внешне близнецы были похожи как две капли. Оба высокие, стройные, светловолосые и голубоглазые. А вот характеры – и впрямь полная противоположность. Решительная ироничная Маша очень походила на бабушку, Анну Константиновну. Димка же, по словам очевидцев, являл собой почти точную копию деда – покойного академика Дмитрия Александровича Серебрякова. Он тоже отличался крайней рассеянностью, ворчливостью и неизбежно сокрушал все предметы, которые имели несчастье подвернуться ему под руку или оказаться на его пути. Кроме того, знаменитый биолог Серебряков, по преданиям, достаточно плохо учился в школе. Вспоминая об этом, пожилая ученая дама Анна Константиновна говорила внуку: «Будем надеяться, что и ты, Димка, в будущем как-нибудь себя проявишь».
Впрочем, сам Терминатор считал, что и в настоящем проявляет себя достаточно ярко. Например, сейчас, бредя с друзьями вдоль берега пруда, он усиленно отрабатывал версию, каким образом в руки утопленника мог попасть кусок позолоченной рамы.
– Слушайте, – сказал Димка, – а ведь, по словам Тяпы, этот тип вроде живет в поселке архитекторов.
– Без тебя помним, – не проявила воодушевления Маша. – Мало ли в поселке архитекторов разного народа.
– Неужели не понимаешь, – продолжал брат. – Архитекторы и художники – это почти одно и то же.
– Ну, положим, не совсем, – сказал Петька.
– Может, и не совсем, но близко, – стоял на своем Терминатор. – Многие архитекторы сами живописью занимаются. И, уж во всяком случае, в ней понимают.
– Нам-то от этого что? – фыркнула Маша.
– Объясняю для тупых, – с важностью проговорил брат. – Если эта картина – ценная, то «утопленник», если он архитектор, в этом сразу разобрался.
– А ведь верно! – широко раскрыла и без того огромные зеленые глаза Настя. – Он мог зачем-нибудь случайно зайти в нашу библиотеку, там увидеть на стене «Коварную русалку» и…
– И, дождавшись удобного момента, взломал дверь, – подхватил Петька.
– Именно, – кивнул Димка.
– Вас не поймешь, – усмехнулась Маша. – То уверяете, верней, Димочка наш уверяет, что эта «Русалка» – полная чепуха. А теперь получается, что какой-то полуутопший тип из поселка архитекторов пошел из-за нее на преступление.
– Я, между прочим, ничего не утверждал, – тут же принялся спорить брат. – И вообще в живописи не очень-то секу. А этот «утопленник», например, разбирается, и картина в библиотеке чем-то показалась ему заманчивой. Конечно, если он действительно архитектор.
– И он так обрадовался, когда она у него оказалась, что пошел вместе с ней топиться в пруду! – вдруг звонко расхохоталась Настя.
– Вот это самое странное, – задумчиво произнес Петька. – И почему он держал в руках обломок рамы?
– Тут вообще очень много странностей происходит, – глянул Димка туда, где виднелся шпиль заброшенной часовни.
Друзья молча кивнули. С этой часовней и развалинами усадьбы князей Борских, которые крестьяне разграбили и сожгли в первые дни революции, у членов Тайного братства кленового листа было связано предыдущее расследование. Кроме того, согласно местной легенде, последний из князей Борских сгорел заживо во время пожара. А его тетка, княжна Вера, еще в девятнадцатом веке утопилась от несчастной любви в том самом пруду, по берегу которого сейчас шли четверо друзей. Как утверждали жители деревни Борки, призрак несчастной девушки до сих пор бродит ночами в этих местах.
– А может, это княжна затащила грабителя в воду? – шепнула Настя.
– Скажи уж лучше русалка! – захохотал Дима. – Сошла с картины и заманила этого типа в пруд!
– И на память ему оставила только кусочек рамы, – добавил Командор.
– Тогда придется поверить Тяпе Верещинскому, что на дне Борского пруда находится картинная галерея, – с ухмылкой заметила Маша.
– Смотрите, – Петька вдруг резко нагнулся и извлек из-под куста солидный обломок рамы.
– Ух ты! – разом воскликнули остальные.
– Бежим скорей к Ниночке! – поторопила Настя. – Пускай посмотрит, та ли это рама.
– Предлагаю сперва дойти до конца пруда, – возразил Петька. – Вдруг еще что-нибудь интересное обнаружим.
И он, внимательней прежнего глядя под ноги, продолжил путь.
Степаныч тоже даром времени не терял. Используя в интересах дела родную двустволку, он сбивал прикладом камыши, а затем, опустившись на четвереньки, принимался тщательно исследовать берег. Бывший заслуженный работник органов правопорядка еще со времен учебы в школе милиции знал: любой предмет, найденный на месте преступления, может, в конце концов, оказаться уликой. Поэтому Степаныч, чье рвение подогревала обещанная Тяпой Верещинским премия, не брезговал никакими находками. Подобрав на берегу старую полиэтиленовую сумку, доблестный сторож поселка Красные Горы опустил в нее сперва два окурка сигарет «Мальборо», затем чей-то носок, набойку от женского каблука, детский резиновый мячик, ржавый молоток без рукоятки, не менее ржавый ключ от замка, еще несколько безымянных окурков, на одном конце которых сохранились следы губной помады. И, наконец, Степаныч обнаружил такое, что едва смог сдержать ликование. Под старой плакучей ивой лежали рубашка, брюки, носки и ботинки.
– Мужское, – тихим голосом охарактеризовал находку бывший заслуженный работник органов правопорядка. – И тонул у нас тоже мужчина.
Тут Степаныч на некоторое время задумался, Он никак не мог вспомнить, была ли на пострадавшем какая-нибудь одежда. «Вообще-то «утопленник» был какой-то весь мокрый, – вспоминал сторож. – И, кажется, даже на нем имелась майка. А ноги, по-моему, все-таки были голыми. Во всяком случае, без обуви. А вот про брюки не помню». Тут Степаныч решил взглянуть на дело с другой стороны. Если пострадавшего, к примеру, кто-нибудь скинул в воду, то он мог тонуть и одетым. А если он сам, по доброй воле полез купаться, то, наверное, все-таки сперва разделся.