Месть драконов. Закованный эльф - Бернхард Хеннен

Барнаба снова провел рукой по лицу. Там не было мух! Сегодня они пришли к мертвым, не к живым. Он поглядел на свою руку, которая, казалось, перестала подчиняться своей воле. Она была покрыта струпьями и все еще казалась опухшей из-за побоев. Темная, почти черная кровь синяков начала сменяться по краям слегка зеленоватым оттенком. Нужно отвыкать от этого жеста. Нужно ли? К чему этот приступ тщеславия? Охотники и пастухи негостеприимных гор Гарагума все равно считают его безумцем. Он человек, которого коснулись боги. Тот, кого они никому больше не отдадут. В мыслях он все еще слышал их полные ненависти крики. Барнаба закрыл глаза и снова увидел, как их стрелы пронзали Икушку.

— Убери руки! — прошипел грубый голос за спиной.

Кровавый образ из воспоминаний поблек, но осталось ощущение, будто его самого пронзили, смертельно ранили те стрелы. Как можно жить дальше, когда нашел свое счастье и снова потерял его?

— Я первая это увидела. Оставь где было! — снова послышался хриплый голос.

Барнаба устало обернулся и увидел, что в нескольких шагах от него между трупов сидит молодая женщина. Напротив нее стояла, жестикулируя, какая-то старуха с угрожающе поднятым кулаком. Молодая женщина сидела над воином с длинными черными волосами, голова которого была вывернута под неестественным углом. Мертвый был обнажен. Его обобрали. Должно быть, когда-то он был важным человеком, потому что мародеры не оставили ему ни набедренной повязки, ни сандалий. Может быть, сатрап? Или лейб-гвардеец одного из бессмертных? Он был статным мужчиной. Совсем не таким, как девушка, которая жадно склонялась над ним. Лицо ее было покрыто красными нарывами. Рот был открыт. Один глаз опух, второй сверкал черным в бледном утреннем свете.

— Увидеть что-то еще не означает завладеть им, — ответила она и подняла кинжал, острие которого сверкнуло серебристым светом. Железный нож. Должно быть, оружие стоило целое состояние, несмотря на то что лувийцы принесли на поле боя много железа.

— Иди к своим мужчинам, девочка. Подари им улыбку, и золото с поля битвы потечет в твой кошель, и тебе даже наклоняться не придется. И оставь мне то, что принадлежит мне! — Старуха требовательно протянула правую руку. С плеч ее спадал оборванный плащ. Он скрывал короткий нож, который она держала в левой руке.

— Не делай этого! — взволнованно крикнул Барнаба. — Сегодня пролилось достаточно крови.

Старая кошелка злобно уставилась на него.

— Я знаю, чего от нее ждать, — ледяным тоном произнесла та, что помоложе, и подняла железный клинок, готовая сражаться за нож.

— Ради всех богов, остановитесь!

— Боги подарили мне этот нож! — прошипела старуха. — Я не откажусь от него из-за какого-то болтуна.

— Ты осмеливаешься противиться слову святого человека! — послышался из прибрежного кустарника чей-то властный голос. И тут из ложбинки поднялась худощавая фигура: Гата, шаман из горного племени. Всклокоченные седые волосы свисали у зовущего духов со впалыми щеками до самых бедер. Обеими руками он сжимал полый посох. Он нужен ему был не в качестве костыля. Несмотря на то что выглядел Гата так, словно за спиной у него было целое столетие, глаза его излучали просто непреодолимую силу. Говорили, будто одного его взгляда достаточно, чтобы навязать свою волю другим.

— Я Гата, хранитель этих гор, рожденных из земли! — Западный горизонт за спиной шамана все еще был угольно-черным. Первым лучам зари над восточными горами не хватало силы, чтобы разогнать темноту. — Сквозь меня течет неукротимая сила этой земли. Вы родились не здесь, но даже вы можете почувствовать ее, — произнес он громовым голосом. — Эти мертвые принадлежат мне. Они будут прахом моего праха, ибо я — Гарагум.

Порыв ветра пролетел над высохшим руслом реки, растрепал волосы шамана, взметнул мелкий песок.

Обе женщины отпрянули.

— Брось кинжал, глупая женщина! Одно мое слово — и тебя живьем изнутри сожрут темные черви.

Барнаба вздрогнул. Он презирал шамана и в то же время чувствовал силу, исходящую от старика. Он не верил, что Гата действительно может колдовать. Этого дара люди были лишены. Но каждый, кто видел Гату, забывал об этом. Никто не мог устоять перед его внутренней силой. Ему верили, что бы они ни говорил.

Девушка с изуродованным лицом положила кинжал на обнаженный труп, словно на алтарь. Что-то торжественное было в этом жесте и в то же время — подобострастность и смирение. Пригнувшись, она попятилась прочь от Гаты. Старуха же бежала, как только показался шаман, так быстро, насколько позволяли сведенные подагрой суставы.

Гата широким шагом переступал через убитых. Из-за длинных тонких ног он напоминал Барнабе цаплю, ищущую добычу на мелководье. Когда священнослужитель подошел к нему, он опустился перед ним на колени.

— Таков наш дар, мальчик. Сила слова. Однажды ты станешь таким, как я. Я чувствую это в тебе, всепожирающий огонь, который горит только в тех, кого коснулись боги.

Барнаба надеялся, что Гата не сможет прочесть по его лицу, как сильно он презирает шамана. Быть таким как он — это последнее, чего хотел в жизни Барнаба. Скорее он согласится перерезать себе горло!

— Знаешь, мальчик, людям нужен тот, кто скажет им, что для них хорошо. Того, кто возьмет на себя ответственность и станет принимать решения. Большинство мучится из-за необходимости делать выбор. Они запутываются в сомнениях. Счастье, которое мы даруем им, заключается в иллюзии того, что существует тот, кто всегда знает, что истинно, а что ложно.

— А ты всегда знаешь, что истинно?

Старик рассерженно сверкнул глазами.

— Слушай меня, мальчик! Я говорил об иллюзии. Конечно, иногда ошибаюсь и я. Но это совершенно не имеет значения, поскольку из разочарования всегда прорастает мечта о новой истине, которой нужно следовать. Так управляют миром.

Барнаба недоверчиво смотрел на шамана. Он всегда считал Гату глуповатым дикарем. Возможно, они прекрасно поладили бы с Абиром Аташем, верховным священнослужителем, который сплел заговор против Аарона и которому так долго служил Барнаба.

— Тебе не чуждо умение обращаться с властью, не так ли?

Барнаба отвел глаза в сторону от колючего взгляда старика.

— Не знаю, о чем ты говоришь.

— Меня тебе не обмануть, мальчик. Тот, кто бежит в долину на краю мира, у того должны быть очень могущественные враги. А их можно заполучить только в том случае, если подобраться слишком близко к власти. Иначе зачем бы демонам трогать тебя? В тебе какая-то тайна… — Он негромко рассмеялся, и этот звук напомнил Барнабе безрадостное блеяние недовольной козы. — Не тревожься, меня не интересует твоя тайна. Как бы там ни было, я благодарен богам, потому что они привели тебя сюда, а мне нужны такие люди, как ты.

«И потому, что я нужен тебе, должна была умереть Икушка», — рассерженно подумал Барнаба. Он знал, что старый шаман хочет воспитать из него своего преемника. По этой причине он должен был познакомиться с охотниками и пастухами горных кланов, чтобы распознать их чаяния и тревоги. Он должен был жить среди них, пока они не признают его, чужеземца. Пройдет много времени. Старик думал о будущем. Но Барнаба больше не хотел быть правой рукой священнослужителя.