Альт-летчик - Комбат Найтов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Инструкторы и курсанты школы сильно выделялись среди местной публики, так как летные кожаные комбинезоны они не снимали, помоему, круглосуточно. Плюс, за счет казны, все летчики были вооружены 10- и 20-патронными «маузерами» под 7,63 и 9 мм патроны, что резко выделяло их среди остальных военных. Эти игрушки, как и кожаные тужурки и зимние куртки, еще только входили в моду. Комиссары в пыльных шлемах их немного скопировали с популярных фигур авиаторов начала 1910-х годов. Все были узнаваемы, репортеры нас просто на куски рвали, мне не помогало уже и переодевание просто в морскую форму. Да тут еще дамы узнали, что государь определил мне повышенный оклад в октябре, а кто-то тиснул в газетах, по-моему, небезызвестный Буренин, о моих доходах с продаж «УТД-1», обозвав его «дутиком», так все решили меня женить, просто отбою не стало. В «светских кругах» я прослыл «всезнайкой и задавакой», меня поставили на «игнор», если собирались толпой, а вот приглашения на семейные посиделки сыпались просто рекой или водопадом. Достали хуже горькой редьки! С избытком хватало посиделок, от которых возможности отказаться просто не было. «Высший свет», увидев, что я пользуюсь успехом у большей части императорской фамилии, отчетливо понял, что со мной лучше дружить, чем ссориться. Даже пресловутый Петр Николаевич как-то пригласил к себе на день ангела. Но это было уже зимой.
Осенью же пришлось знакомиться с многочисленной родней. Мать была третьей женой Дмитрия Гирса, довольно известного писателя и вдохновителя реформ Александра Второго, которая после его смерти вернулась в Швецию, оставив единственного сына на воспитание в морском корпусе. Финансировалось это дело за счет оставленного непосредственно мне отцом небольшого капитала, плюс один из «дядьёв», известный петербургский юрист Фёдор Гирс, привечал двоюродного племянника и позволял ему общаться со своим сыном Алексеем, который делал стремительную административную карьеру. В общем, четыре или пять губерний в России управлялись Гирсами, плюс на флоте и в дипломатии часто звучала эта фамилия. Отец, по рассказам дяди, был «вольнодумец» и «большой экономист». Все это я извлек из памяти Степана, когда в конце сентября в Петербурге появился двоюродный брат Алексей. Который не поленился приехать в Гатчину и встретиться со мной, вместе с пожилым «дядей Сашей», еще одним «губернатором расейским», тот, правда, теперь в Ревеле сидел губернским судьей, практически в отставке. Не могу сказать, что эти визиты мне понравились, потому что меня хотели использовать в каких-то подковёрных играх. Главное, что интересовало Алексея: не выспрашивал ли меня Николай о нем? Он довольно серьезно прокололся, так как в сентябре в Киеве, во время нахождения там царственной семьи, некто Богров тяжело ранил премьер-министра Петра Столыпина, который умер через несколько дней после этого. Я ответил, что встречался с государем до его отъезда в Киев, и не знал, что Алексея обвиняют в произошедшем. И что контактирую в основном с двумя великими князьями, находящимися в спорах, так что забот и без этого хватает. Но пришлось пообещать, что если представится возможность, то непременно сообщу, что Алексей далек от этих событий. Не знаю, что делал здесь «дядя Саша», но на следующий год, когда начались флотские испытания мотодельтапланов, то мы еще несколько раз встречались, и я жил и у него в доме, и в его имении под Ревелем. Но это было позже.
Еще одно интересное событие произошло 15 сентября вечером на Загородном проспекте у Царскосельского вокзала. Поручик (при переходе в негвардейское соединение гвардейцы получали очередное воинское звание автоматически, а во многих случаях даже перепрыгивали через звание, но в данном случае этого пока не произошло) Гальвин при приземлении немного повредил лодыжку, ему пришлось оставить свой автомобиль в расположении, и я его подвез до офицерского дома на Загородном, где он квартировал. Помог ему подняться на лифте до квартиры и уже возвращался домой, когда в свете фар мелькнула фигура, и пришлось резко тормозить. Хотя удара не было, но человек сидел на поребрике и держался за ногу. Черт, везет мне на хромых сегодня!
– Ушиблись? – спросил я его, но в ответ услышал:
– Рас итквит астраханис амидзе?[1]
– Дзлирад цвистимз, дзирпасо[2].
– Товарищ Серго интересуется: почему не доставили деньги по адресу?
– Пароход в Астрахани не остановился, по карантину, из-за холеры.
– Деньги промотал? На них шикуешь? – Но заметив приближение заинтересовавшегося полицейского, тихо прошептал: – Полиция, увези меня отсюда, Конрад. – Открытая правая дверь, водительская, прикрывала его.
– Давай руку! – дверь открывалась спереди, но незнакомец быстро сел слева в машину, не притворяясь, что хромает.
– Господин полковник! Что-нибудь случилось?
– Ничего страшного, прохожий оступился и подвернул ногу, ему на Варшавский, мне по пути. Подброшу бедолагу. – И протянул пятак полицейскому за беспокойство.
– Рад стараться, вашбродие, премного благодарствую! – взял под козырек служивый.
Я сел за руль, и мы тронулись.
– Чижиков, Петр, по паспорту. А так товарищ Коба, слышал о таком?
– Слышать – слышал, но не встречались, выслали его, в Вологду, по-моему.
– Туда, туда. Здесь нелегально, так что попадаться нежелательно. Есть почта и долг за тобой в две тысячи рублей, которые тебе передали в Карсе. – Он передал пакет.
– Чеком возьмешь?
– Возьму, но ты понимаешь, что это нарушение конспирации?
– Наша встреча – тоже нарушение.
– Ты на связь не выходил.
– Связь мне обещали предоставить в Астрахани, но я туда не попал.
Я свернул с Царскосельского проспекта на Обводный.
– Тебе куда, Коба?
– Все равно, лишь бы не в городе, тебя долго искал, сказали, что у Семеновских казарм бываешь, три дня ждал. Ночевал на ипподроме, в кустах.
– Гатчина подойдет?
– Лучше Тосно.
– Тогда зря свернули.
– Да ничего, вот если бы у тебя нашлось 15–20 рублей, было бы значительно проще.
Я достал бумажник, но купюра с отцом нынешнего императора товарищу Кобе не понравилась.
– Если есть, то помельче, сам понимаешь, в таком виде щеголять такими купюрами опасно.
У меня нашлись четыре синеньких банкноты и одна зеленая. В кармане куртки – пригоршня мелочи.
– Вот это дело! Тридцать один рубль, верну.
– Да не беспокойся, Коба. Я теперь большой начальник.
– Вот это плохо! Я думал, что у тебя переночевать можно будет и помыться.
– Нет, пока снимаю, хозяйка в доме.
– Понятно. Тогда давай здесь остановись. – Мы подъезжали к Нарвской стороне, уже проскочили через железнодорожные пути. Я свернул во двор, включил свет в машине и выписал чек.