Фашисты - Кирилл Викторович Рябов

— Наталья, выходите, — раздался голос Кузина. — Что вы устроили, а? Не делайте больше глупостей.

Слышно было, как он топчется совсем рядом.

— Не хотите сниматься, отказываетесь? Никто насильно заставлять не будет. Снимем и без вас. Только нам уже пора в город возвращаться. Мы вас тут бросить не можем, сами понимаете.

Наташа не дышала.

— Ну, что вы дурака валяете, Наталья? Думаете, я вас не вижу? Давайте выходите. Там люди, между прочим, ждут.

Она высунула из сена голову.

— Хоть бы дочь пожалели, — сказал он неприязненно.

Выкопав Ирочку, Наташа взяла её на руки и вышла из сарая. На улице она увидела Галину Антоновну, актёров массовки и солдат вермахта. Все смотрели на неё брезгливо. Один из фашистов вдруг вскинул винтовку и, скалясь как идиот, заорал:

— Хенде хох!

Хуже героина

Складным ножом Шилкин вырезал на руке имя жены. Четыре буквы: Р И Т А. Он и сам не до конца понимал, зачем это сделал. Лезвие было тупое, надпись получилась кривоватая, как почерк первоклассника.

— Дурачок, — сказала жена, когда увидела. — Но знаешь, я поняла. Ты действительно меня любишь. И я тебя люблю сильно–сильно. Никогда тебя не брошу. Никогда не предам. Буду любить до конца своей жизни.

Рана заживала плохо. Стала гноиться. Пришлось принимать антибиотики. Но в конце концов порезы затянулись. Надпись осталась в виде шрамов.

Через два года всё закончилось. Рита ушла к другому мужику. Расстались плохо, с руганью. Уходя, она швырнула в Шилкина его любимую кружку, но промахнулась и разбила окно на кухне. Пришлось вызывать стекольщика. Весна выдалась холодная. То и дело сыпал снег.

Шилкин был школьным учителем и первое время немного отвлекался работой. Учебный год заканчивался. Приближались экзамены. Страдать было некогда. Хотя спал он плохо. Почти не спал. То и дело хватал телефон и смотрел страницы Риты в соцсетях: «ВКонтакте», «Инстаграм», «Фейсбук». Она его не заблокировала. Но это ничего ему не давало. Рита не обновляла информацию, не писала посты, не добавляла новые фотографии. Наверное, слишком была занята своими новыми отношениями. Так думал Шилкин. И от этих мыслей было ощущение, что его медленно раздирают крюками. Ночи были адские. Днём становилось полегче. Один раз он даже над чем–то засмеялся.

В первый день отпуска Шилкин слонялся по квартире, не находя себе места. Вспомнил, как ровно год назад они с Ритой собирали чемоданы. Их ждал Кипр. Две чудесных недели. Было ли это на самом деле? Или ему всё приснилось?

Он не выдержал и позвонил ей. Неожиданно она ответила.

— Послушай, — сказал Шилкин. — Мы плохо расстались. Мне кажется, это неправильно. Давай по–человечески попрощаемся. Без обид, злобы и прочего.

Рита молча повесила трубку.

Ничего не соображая, Шилкин глядел на телефон. Может, она как–то случайно нажала ухом отбой? Или у неё разрядился аккумулятор? Или в этот момент случился конец света, и всё сгинуло? Он посмотрел в окно. Мир был на месте. Светило солнце. Через двор шёл мужчина с псом на поводке. Проехала машина. Так почему же она ничего не сказала? И зачем ответила? Ведь она видела, что это он ей звонит. Или не видела, потому что ослепла. Бог наказал её за измену, поразил молнией, и у неё вытекли глаза. Такое может быть? Он чуть было не перезвонил. Но в голову вдруг пришла простая мысль, которая его немного успокоила. У неё мелкая, трусливая душонка, вот и всё.

Но оставить в покое соцсети никак не получалось. Это перешло в навязчивое состояние — регулярно проверять, когда она была онлайн. И мелкая её душонка никак тому не мешала. Каждый раз, видя новое сообщение, Шилкин начинал ужасно волноваться. Сразу не решался посмотреть, от кого оно пришло. А вдруг она раскаялась, просит прощения, умоляет принять назад и всё такое прочее. Понимал, что глупо, глупее не придумать, но ничего не мог с собой поделать. Он немножко свихнулся. Как в тот раз, когда резал руку.

Пить Шилкин не собирался. Знал, что пьянствовать из–за бабского предательства — самоубийство. Он искал какое–нибудь занятие. Один приятель посоветовал купить абонемент в спортзал.

— Тебе надо привести себя в форму. Подкачаться. А то ты выглядишь так, будто вчера освободился из Бухенвальда. Сделай себе хороший пресс, ноги, руки и шею. Бабам нравятся крепкие, накачанные шеи.

— Ага, — сказал Шилкин. — Так и сделаю.

Вместо этого он опять стал курить. Три с половиной года не прикасался к сигаретам. И вот снова каждое утро начинал с затяжки. В течение дня сжигал примерно полторы пачки. Рита терпеть не могла табачный дым. Она его и заставила в своё время бросить. Теперь никто не мешал ему травиться. Хоть какая–то радость.

Прошёл месяц. Он был похож на один бесконечный день. Шилкин по–прежнему плохо спал. Ел через силу. Курил всё больше. Надо было как–то выбираться из этого состояния. Он записался к психиатру, который вёл приём в районной поликлинике. Это стоило четыреста пятьдесят рублей. И давало крохотную надежду на улучшение.

В назначенное время Шилкин зашёл в кабинет. За столом сидел пожилой дядька в белом халате с усталым и брезгливым выражением лица.

— Как часто мочитесь во сне? — сразу спросил он. — Какова регулярность?

— Я вообще почти не сплю, — ответил Шилкин.

— Так, ага. Значит, не спите, чтобы не мочиться?

— Нет. Просто у меня бессонница. Мне нужно снотворное или антидепрессанты. Вам виднее, наверное.

Врач открыл ящик стола, достал упаковку жёлтого «Холлс», кинул в рот леденец и немного почавкал.

— Вы ошиблись кабинетом. Вам туда, — сказал он и показал большим пальцем себе за спину.

Психиатром оказалась симпатичная женщина лет тридцати. На её лице читалась скука. Перед ней лежал смартфон, время от времени издающий булькающие звуки. Она отвлекалась, чтобы кому–то написать.

Шилкин коротко рассказал свою историю.

— Депрессии у вас нет, — сказала психиатр. — Да и вообще я не очень уважаю антидепрессанты. Выпишу вам феназепам на полгода. Но вы им не увлекайтесь. Лучше гуляйте побольше. Запишитесь в спортзал.

— Я гуляю. И я записался как раз, — соврал Шилкин.

— Умница! Если улучшений не будет, советую обратиться в ПНД. Там хорошие специалисты. Но я думаю, скоро вас отпустит. В сущности, ничего сверхъестественного не случилось. Знаете статистику разводов?

— Нет. Не интересовался.

— Восемьдесят пять процентов.

— А вы замужем? — спросил Шилкин.

Она дежурно улыбнулась.

— Это вас не касается.

— Как вы считаете, почему она мне не ответила, почему не захотела проститься по–человечески?

— Ну, понимаете, чужая душа — потёмки. Вы ведь вашу жену лучше знаете.

— Я теперь думаю, что совсем её не знал.

— Может, в этом всё дело?

По пути домой он зашёл в аптеку. Фармацевт вернула ему рецепт.

— Я не могу это принять. Там ошибка. Вот, видите, в латинском названии. Оно неправильно написано.

— Ничего в этом не понимаю, — сказал Шилкин.

— Вернитесь к врачу, пусть она перепишет. В таком виде я рецепт не возьму.

— Ладно.

Выйдя из аптеки, Шилкин смял рецепт и кинул в урну.

Вечером во «ВКонтакте» пришло сообщение от незнакомки.

«Здравствуйте, Антон. Меня зовут Людмила. Нам нужно встретиться и поговорить. Это касается вашей жены».

Он заглянул в её профиль. Там ничего не было: ни фотографий, ни друзей, ни музыки. Кажется, страницу создали только что.

«О чём конкретно речь?» — спросил Шилкин.

«Расскажу при встрече», — ответила она.

«Хоть что–нибудь скажите. Мне важно знать».

«Я понимаю. Но сейчас я ничего сказать не могу. Надо лично. Когда вам удобно? И где?»

Шилкин задумался. Получалось плохо. Хотя он и понимал, что глупо переживать из–за женщины, предавшей его, ставшей для него чужой. Правильнее было бы ответить этой Людмиле так: «Меня это не касается».