О Египетских мистериях - Ямвлих Халкидский

какое-либо уподобление или родство. Одни священнодействия полезны для нас самих: они каким-то образом очищают и разрешают наши человеческие страсти или отвращают какое-либо другое угрожающее нам бедствие. Итак, невозможно больше соглашаться с тем, что некая частица священного обряда обращена к объектам культа — богам или демонам — как к подверженным страстям, ибо сама по себе вечная и бестелесная сущность не воспринимает по природе никакого изменения, исходящего от тела.

Но если бы у вечной сущности и была такая потребность, то она не нуждалась бы для такого священнодействия в людях. Она наполнена сама собой, природой мира и всем совершенством окружающей природы, и, если можно так сказать, еще прежде, чем иметь какую-либо потребность, она приобретает самодостаточность благодаря ни в чем не испытывающей ущерба целостности мира и благодаря собственной полноте, а также потому, что все высшие роды исполнены собственных благ.

Вот в целом наше оправдание незапятнанного культа: он внутренне связывает прочих существ с теми, кто выше нас, и обращается как чистый к чистым и как бесстрастный — к бесстрастным. В частности, мы утверждаем, что установка фаллических изображений является символом детородной силы, и считаем эту силу призванной оплодотворить мир. Поэтому большая часть этих изображений освящается весной, когда весь мир получает от богов произведение на свет всего творения. А непристойные речи, я думаю, символизируют лишенность прекрасного в материи и изначальное безобразие того, что впоследствии будет упорядочено, причем эти нуждающиеся в упорядочении существа стремятся к нему тем ревностнее, чем больше осуждают собственную несообразность. Итак, они вновь ищут причины идеальных форм и прекрасного, узнавая непристойное через выражение непристойного. Они отклоняют непристойное действие, но проявляют знание о нем в словах и направляют свое стремление к противоположному.

Это допускает и другое толкование такого же рода. Силы человеческих страстей, пребывающих в нас, сдерживаемые со всех сторон, становятся сильнее. Приведенные в действие на короткое время и в определенных границах, они в должной мере испытывают удовлетворение и насыщаются и поэтому, очищенные, успокаиваются убеждением, а не силой. Именно поэтому, видя в трагедиях и комедиях страсти других, мы упорядочиваем собственные страсти, умеряем и очищаем их. И во время священнодействий, созерцая и выслушивая непристойное, мы освобождаемся от происходящего от него вреда.

Стало быть, подобные действия производятся ради исцеления нашей души, ради умерения пороков, которые прирастают к ней в сотворенном мире, и ради избавления ее от оков и ее освобождения. Именно поэтому Гераклит справедливо назвал их лекарствами, ибо они исцеляют несчастья и избавляют души от бедствий сотворенного мира[14].

12. Но говорят, что заклинания обращены к богам так, как к подверженным страстям, так что не только демоны подвержены страстям, но и боги. На самом деле все обстоит не так, как ты понял. Озарение при заклинаниях исходит от самого себя и по доброй воле. Далекое от тяготения вниз, оно продвигается через божественную деятельность и совершенство, делаясь ясным, и это движение настолько превозносит его над самопроизвольным движением, насколько божественное стремление к благу превосходит область проявления свободы воли — жизнь. Итак, благодаря этой воле боги, будучи милостивыми и благосклонными, в изобилии изливают свет на теургов, призывая к себе их души, сообщая им единение с собой и приучая их, пусть даже пребывающих в телах, отделяться от тел и обращаться к своему вечному умопостигаемому началу.

Из этих фактов ясно, что то, о чем мы сейчас говорим, есть спасение души. Созерцая блаженные зрелища, душа обретает иную жизнь и осуществляет другую деятельность, и кажется, что это уже не человек, и так это и есть на самом деле. Часто, отбросив собственную жизнь, она получает взамен, как вершину блаженства, деятельность богов. Итак, если восхождение, обретаемое путем заклинаний, дает жрецам очищение от страстей, избавление от рожденного мира и единение с божественным началом, то неужели кто-нибудь припишет ему подверженность страстям? Нельзя сказать, что такое заклинание низводит бесстрастных и чистых богов к страстному и нечистому, — напротив, оно делает нас, рожденных в смене поколений, подверженных страстям, чистыми и неизменными.

Но заклинания не связывают жрецов с богами посредством страсти. Они приобщают к нерасторжимой связи при помощи связующей все божественной дружбы. Они не склоняют божественный ум к людям, как прямо свидетельствует имя (по крайней мере, так представляется)[15], но в соответствии с самой истиной, так, как она хочет их научить, они делают человеческий дух способным к восприятию богов, возводят его к богам и стройным убеждением связывают его с ними. Вот почему священные имена богов и остальные божественные знаки, открывая восхождение к богам, могут открывать контакт с ними.

13. Так же и способы умилостивления гнева будут понятны, если мы научимся понимать гнев богов. Гнев богов — это не древняя и устойчивая злоба, как полагают некоторые, а отказ от благодетельной заботы богов. Мы сами отворачиваемся от нее, словно закрываясь в полдень от света, и тем самым навлекаем на себя тьму и лишаем себя превосходного дара богов. Итак, умилостивление может обратить нас к общению с богами, преобразовать в общение божественную заботу, в которой нам было отказано, и как следует связать между собой то, в чем участвуют, и то, что участвует. Итак, умилостивление далеко от того, чтобы осуществляться посредством страсти, так что и нас освобождает от страстного и беспорядочного отпадения от богов.

Что касается очистительных жертв, то они исцеляют присутствующее на земле зло и способствуют тому, чтобы нас не коснулась никакая превратность судьбы или страсть. Итак, осуществляется ли такая очистительная жертва с помощью богов или с помощью демонов, она призывает их как помощников, защитников и спасителей и через их посредство отвращает всякую пагубу, исходящую от страстей. Но невозможно, чтобы те, кто противостоит бедствиям рожденного мира и природы, препятствовали им посредством страстей. И если кто-то полагает, что отказ от заступничества сразу приносит вред, то воздействие на высшие существа очистительной жертвой, которое вновь взывает к их благосклонной заботе и отвращает лишение ее, будет совершено чистым и прочным.

14. Далее, так называемые божественные судьбы и есть в целом божественные судьбы, и совершаются так, как подобает богам. Следовательно, этим состоянием, повсюду единым и никоим образом не различным, они обладают не извне и не посредством силы, но так же, как обречено быть полезным благо. Поэтому такая судьба связана с благим волеизъявлением и свойственна любви. По присущему богам порядку она обладает тождественностью и неизменностью, и, поскольку она одинаково и в равной мере охватывается единым пределом, она пребывает в его рамках и никогда не выходит за