Двадцатое июля - Станислав Рем

Старков, чуть отвернувшись, бросил взгляд на свой платок. Крови не было. Слава богу, лето на дворе.

— Не густо.

— К тому же учтите, что все наши корреспонденты, в том числе «Вернер», не могут дать нам полной картины. А ведь «Вернер», как вы помните, имеет контакты со штабом самого Верховного главнокомандующего, то есть Гитлера.

— В таком случае следует усилить резидентуру в Швеции, Иране и Турции. Первая информация, которая всплывет, может поступить только оттуда. Особенно нужно усилить слежку за Паленом: он развил в Турции чрезвычайно активную деятельность. Вот к нему-то скорей всего и придет первая информация. А мы — тут как тут.

— Согласен. Но знаете, Глеб Иванович, у меня ощущение, что нас водят за нос. И что мы сидим на пороховой бочке в ожидании, кто же подожжет бикфордов шнур?..

Ким работал в «первом отделе» внешней разведки уже пять лет. Старков сам привел его некогда в «немецкое отделение» Управления из одной столичной газеты, где тот работал журналистом-международником. Умный, грамотный, владеющий тремя языками. Аналитик, что называется, от Бога. При этом обладающий невзрачной, незапоминающейся внешностью: невысокий рост, большие залысины на лбу, мелкая сетка морщин возле глаз от постоянного прищуривания и крупный нос — как говорят в народе, «картошкой» — с разместившимися на нем очками в роговой оправе. И при столь непривлекательной внешности — красивые руки с длинными тонкими пальцами. За эти пальцы ему и прозвище в Управлении дали соответствующее: Пианист. Глеб Иванович мысленно усмехнулся: знали бы окружающие, сколько сил и умений скрывается в сутулой, невзрачной фигурке капитана! Полгода усиленных тренировок сделали из бывшего журналиста прекрасного диверсанта. Старков снова зашелся в кашле.

— Лечиться вам нужно, Глеб Иванович.

— На том свете меня вылечат. Давай-ка лучше выкладывай новую стопку соображений. По глазам же вижу: вертится у тебя что-то в голове!

— Да есть одна мыслишка…

— ?.

— Боюсь, водит нас «Вернер» за нос.

— Ты что?! — Старков даже привстал со стула. — Да «Вернер» — самая большая наша находка в этой мясорубке! Все, о чем он нам сообщал, всегда полностью совпадало. Понимаешь, полностью! На все сто процентов! Что называется, в «десяточку». К тому же работу «Вернера» САМ контролирует, — Старков ткнул пальцем в потолок. — А я и Фитин ему постоянно отчитываемся по его работе. Так что думай, прежде чем делать скоропалительные выводы.

— Глеб Иванович, — Ким тоже встал, — я вас прекрасно понимаю, но факты — вещь упрямая. Посудите сами. «Вернер» давал и продолжает давать точную информацию о дислокации войск, о передвижении частей. О разговорах в штабе Гитлера и среди его окружения. Оперирует точными цифрами, которые можно получить только из первых рук. То есть он предоставляет нам тот материал, который не смог бы предоставить пи один другой корреспондент. И вдруг — неуверенность там, где ее по идее и быть не должно. — Ким старался донести свои умозаключения до начальства как можно убедительнее. — О заговоре говорят уже в очень широких кругах: в штабах, в среде журналистов, в сфере промышленников. Посмотрите сообщения сами, — Ким указал глазами на стол. — А «Вернер», доселе открывавший двери, казалось бы, на самом высоком уровне, неожиданно оказался не в состоянии дать нам полную информацию. Не верю! И потому мой вывод таков: либо «Вернер» сам является одним из инициаторов заговора, либо он хочет использовать его результаты себе на пользу.

— По-твоему, он поддерживает связь с нашими союзниками? Ведет двойную игру?

Ким развел руками:

— Выходит, так.

— Двойная игра, значит. — Старков подошел к окну. В серых сумерках Москва напоминала мертвый город: редкие прохожие, патрули, ни одного огонька. Привычная обстановка. — Интересно, как мы будем привыкать к мирной жизни? — произнес он неожиданно.

— Что, Глеб Иванович?

— Говорю, мы настолько привыкли к военным условиям, что сейчас почти невозможно представить, как можно жить иначе.

— Вы это к чему?

Глеб Иванович резко повернулся к Киму:

— А к тому, что если мы сегодня доведем твои выводы до сведения Фитина, то завтра вряд ли уже увидим Москву из этого окна.

— Неужели Павел Николаевич не поймет?

— Фитин-то поймет. — Старков сделал паузу. — А вот САМ не поймет. Да-а, Рыбачок, задал ты мне задачу. Ну, Фитину-то я, положим, твои выкладки передам… Но вот что дальше будет?

— Глеб Иванович, так ведь и заговор может не состояться. У них же гестапо тоже не спит.

— А Гиммлер кто? Не гестапо? То-то и оно.

Ким подошел к руководителю вплотную.

— Есть еще один момент, Глеб Иванович.

— Какой?

— Шилов.

Старков расстегнул ворот гимнастерки.

— Я, пожалуй, тоже чайку попью… Да-а, брат, лучше б я не отлучался в эти дни. Ну да ладно, выкладывай, что там еще у тебя, добивай старика.

— Шилова вызывал «Берта». «Берта» погиб в конце апреля. Как сообщил «Вернер», в результате авианалета.

— Помню. На склероз не жалуюсь. Шилов в таком случае должен был связаться с «Вернером». По паролю. «Берты».

— Верно. А помните, какого человека просил прислать «Берта»?

— Стрелка, знающего взрывное дело. Одним словом…

— …диверсанта, — закончил Ким фразу за начальника.

Старков задумался. Капитан Рыбак прекрасно понимал ход мыслей руководителя, однако рискнул продолжить:

— Одно дело, если его хотят использовать для работы. В том числе в операции покушения на Гитлера. — Ким ужасно хотел курить, но позволить себе это при старике не решался. — А что, если для отвода глаз?! На тот случай, если покушение вдруг провалится, а «Вернер» является его инициатором?

— Решил прикрыть свою задницу?

— Именно.

— Но тогда получается, что все это время нас попросту… использовали! — Старков насупился: последнее предположение Кима ему очень не понравилось. — Вот что, капитан, — сказал он после очередной паузы, — ты пока о своих умозаключениях молчи. Время покажет, прав ты был или нет. А такую информацию даже Фитин наверх не подаст. Ай да «Вернер»!..

* * *

Вальтер Шелленберг просматривал документы в своем кабинете на Беркаерштрассе, 32. В бывшем берлинском доме престарелых еврейской общины располагались теперь несколько отделов и рефератов VI управления РСХЛ. Адъютанту шеф приказал в ближайшие два часа никого к нему пе впускать. Шелленбергу нужно было сосредоточиться.

Самый молодой генерал рейха мало был похож на руководителя спецслужб. Тридцати четырех лет от роду, чуть выше среднего роста, довольно привлекательной наружности: правильные черты лица, гладко зачесанные назад волосы, обаятельная улыбка. Всем своим обликом Шелленберг больше напоминал владельца магазина в каком-нибудь престижном районе Берлина (к примеру, на Тауэнш-трассе), нежели военного. К тому же он и сам всеми силами пытался соответствовать однажды выбранному им типажу интеллигента и дворянина. И не было, пожалуй, в Берлине ни одного человека, могущего засвидетельствовать факт нецензурного высказывания или грубой брани со стороны Шелленберга. Более того: бригадефюрер прекрасно помнил имена не только своих сослуживцев, но и имена их жен и детей. И даже даты их рождения. Поэтому на Рождество и в партийные праздники все без исключения сотрудники VI управления РСХА получали от него поздравительные открытки. И тем не менее в Управлении его недолюбливали…