Круг - Бернар Миньер

Сервас не заметил никаких особых следов, когда поднимался по лестнице. Если тело обмотали веревками где-то в другом месте, а потом втащили сюда, на плинтусах неизбежно остались бы царапины, а на ковре — следы волочения. Он попросил экспертов внимательно осмотреть лестничную клетку и собрать возможные улики, хотя заранее знал, каким будет результат.

Сервас снова посмотрел на мертвое тело, и у него вдруг закружилась голова. У этой женщины было будущее. Никто не заслуживает участи умереть молодым. Судя по направлению взгляда — она смотрела на воду, — перед смертью ей было очень страшно. Клер поняла, что все кончено и состариться ей не доведется. О чем она думала? О прошлом или о будущем? Об упущенных возможностях, о «вторых шансах», которых не будет, о планах, которые никогда не осуществятся, о любовниках, об одной — большой — любви? Или просто о том, как выжить? Она боролась, как дикое животное, попавшее в капкан, но уже находилась в веревочном коконе и чувствовала, как вода поднимается — медленно и неумолимо. Касаясь ее кожи. Паника овладела рассудком Клер, ей хотелось кричать от ужаса, но она не могла — мешал маленький фонарик-карандаш, куда более эффективный, чем кляп. Клер могла дышать только носом, горло у нее болело и распухло, мозгу не хватало кислорода. Она наверняка начала икать, как только вода залилась ей в рот, а когда дошла до ноздрей, поднялась выше, до широко раскрытых глаз, на смену панике пришел чистый, первородный ужас…

Когда зажегся свет, все вздрогнули от неожиданности.

— Вот черт! — выругался Эсперандье.

— ОБЪЯСНИТЕ МНЕ, ПОЧЕМУ я должен доверить это расследование вам, майор.

Сервас поднял голову и взглянул на Кастена. Следователь достал сигарету и закурил, прикрывая огонек зажигалки ладонью. Стоя под дождем в свете фар, он напоминал фигуру языческого идола, равнодушно взирающего с высоты своего роста на жалкого смертного.

— Почему? Да потому, что все ждут от вас именно этого. И потому, что это самый разумный выбор. А еще потому, что, если вы этого не сделаете и расследование бесславно провалится, ВАС СПРОСЯТ, ПОЧЕМУ ВЫ ЭТОГО НЕ СДЕЛАЛИ.

Маленькие, глубоко посаженные глазки следователя сверкнули, но Сервас не смог угадать, разозлил он собеседника, позабавил — или и то и другое, вместе взятое. Великан был на редкость невозмутим и скуп во внешних проявлениях эмоций.

— Кати д’Юмьер вами не нахвалится. — В голосе Кастена прозвучал неприкрытый скепсис. — Она утверждает, что ваша группа — лучшая из всех, с которыми ей довелось работать. Весомый комплимент, не так ли?

Майор счел за лучшее промолчать.

— Я хочу быть в курсе всех ваших действий и любого — малейшего — продвижения в расследовании. Я ясно выразился?

Сервас согласно кивнул.

— Я свяжусь с Региональным отделением криминальной полиции и позвоню вашему директору. Правило номер один: никаких умолчаний и никаких, даже малейших, нарушений процедуры. Говоря иными словами: любое проявление инициативы — только с моего предварительного согласия.

Ролан Кастен вопросительно взглянул на Серваса, и тот снова кивнул.

— Правило номер два: с прессой общаюсь только я, вы разговоров с журналистами не ведете.

Ага, он тоже жаждет получить свои «пятнадцать минут славы». Провокационная фразочка Энди Уорхола[7]сделала свое дело — все и каждый теперь желают хоть раз погреться в лучах рампы, прежде чем исчезнуть со сцены: спортивные арбитры, усердствующие на стадионах, профсоюзные вожаки, берущие в заложники руководителей предприятий, чтобы защитить рабочие места и покрасоваться на телеэкране, и провинциальные прокуроры, делающие стойку на телекамеру.

— Вы бы, конечно, предпочли работать с Кати д’Юмьер, но вам придется смириться с моим присутствием. Если ваша работа покажется мне неубедительной, если расследование будет продвигаться недостаточно быстро, я попрошу судью передать дело в жандармерию. Но до тех пор у вас полная свобода рук.

Он повернулся и пошел к припаркованной неподалеку «Шкоде».

— Класс! — прокомментировал Венсан. — Какая, однако, приятная у нас работенка.

— Во всяком случае, мы точно знаем, чего от него ждать, — отреагировала Самира. — Какой там суд, в Оше?

Она подъехала в тот момент, когда ее коллеги спускались после осмотра, и немедленно привлекла внимание жандармов курткой в стиле «милитари» с надписью на спине «Зомби против вампиров».

— Суд Большой Инстанции…

— Все ясно.

Сервас понимал ход ее мыслей: можно было не сомневаться, что господин прокурор впервые получил в разработку столь сложное дело и решил «пометить территорию», дабы компенсировать недостаток опыта. Правосудие и полиция нередко действовали слаженно, но бывали случаи, когда каждый тянул одеяло на себя.

Они вернулись в дом, оккупированный экспертами: повсюду были натянуты ленты ограждения, горели прожекторы, пластиковые пирамидки отмечали местоположение вещественных доказательств. Специалисты растянули по всем комнатам электрические провода и светили на стены особыми лампами, ища следы крови, спермы и бог знает чего еще. Одетые в белые комбинезоны люди молча и деловито сновали между первым этажом, лестницей и улицей.

Сервас вышел из гостиной в сад. Ливень стих, превратившись в банальный дождик. Тяжелые капли били Мартена по макушке. Он стоял и вспоминал, как звучал голос Марианны по телефону. По ее словам, Юго позвонил и сказал, что очнулся в доме своей преподавательницы. Мальчик был в такой панике, что мать едва узнавала его голос. Юго не помнил ни как попал в дом, ни что он там делал. Задыхаясь от рыданий, он рассказал, что балконные двери были открыты, он обошел весь сад и с изумлением обнаружил плавающих в бассейне кукол. Потом он решил обыскать дом — комнату за комнатой, этаж за этажом — и едва не лишился чувств, обнаружив тело Клер Дьемар на самом верху, в ванне. Марианна объяснила Сервасу, что целых пять минут сын только плакал и что-то невнятно бормотал, но потом взял себя в руки и продолжил объяснять, что с ним случилось. Он попытался привести Клер в чувство, распутать веревки, но узлы были слишком туго затянуты. Он осознавал, что она мертва, и потому вышел из дома под дождь, дотащился до бассейна, сел на бортик и оставался там неизвестно сколько времени, а потом позвонил матери. Юго признался, что странно себя чувствует. «У меня в голове туман» — так он сказал. Видимо, его накачали наркотиками… Он ничего не видел и не понимал, когда появились жандармы и надели на него наручники.

Майор подошел к бассейну. Куклы. Один из экспертов вылавливал их сачком — цеплял, вытаскивал и опускал по одной в большие прозрачные целлофановые мешки. В этой сцене было нечто потустороннее: повсюду горели прожектора, освещая ярким светом белые призрачные лица кукол и их неподвижные голубые глаза. Сервасу стало не по себе: эти глаза казались удивительно живыми по сравнению с мертвыми — мертвее не бывает! — глазами Клер Дьемар. Нет, не так. Куклы взирали на окружающих с враждебностью живых существ… «Ну что за вздор лезет в голову», — обругал себя Сервас.