Катастеризм - Александра Голубева

Венец творения наденут тебе на голову, чтобы ты стал хоть немного менее —

От проклятых видео с проклятых камер голова у Дани шла кругом.

Вообще говоря, заниматься ими он был совершенно не обязан. Заявление уже лежало в полиции, и добропорядочный гражданин смело мог расслабиться и просто ждать результата. Но нотариальные боты все в один голос заверяли, что куда надёжнее будет найти нужные секции видео самому и принести их в полицию уже размеченными, потому что, если изучить историю подобных обращений, то выяснится, что следователям «не всегда хватает времени это видео тщательно отсматривать». Из-за нехватки ресурсов дела затягиваются, откладываются на следующий квартал, ну и понятно. Кстати, голосили хором нотариальные боты, в наших конторах можно заказать подобную услугу, детекция движения на видео – дело нехитрое, и за очень скромную сумму, начиная всего с пятнадцати тысяч…

В общем, дешевле было заплатить провайдеру за записи и отсмотреть их самостоятельно.

Ему хватило мозгов запомнить почти точное время, когда мошенник, всучив папе NanoSound, скрылся, а папа в итоге сумел составить какой-никакой фоторобот подлеца. Всего три человека выходили в то время из жилого комплекса. Если, конечно, не считать четвёртого – белобрысого, взъерошенного и в одной рубашке, выскочившего на улицу, пометавшегося там нелепо полминуты и вбежавшего обратно.

В отличие от него, остальные трое по зиме замотались в пуховики, шарфы и шапки – даже пол их не особо удавалось определить. Одежда с папиным описанием не совпадала ни у одного, папа настаивал, что коммивояжёр вообще был в куртке. Получалось, что он, продав NanoSound, либо пошёл по другим квартирам (от мысли, что его, получается, ещё можно было тогда поймать, у Дани немела челюсть), либо переоделся, что было уже, конечно, вопиюще преступно.

По идее, с этими деталями как раз и должна была разбираться полиция – но Даня всё же хотел в помощь им отметить на записи и моменты, когда хоть кто-нибудь из подозреваемых (их уже можно так называть, «подозреваемые»?) входил в подъезд. Вот он теперь и сидел, уткнувшись в смарт и созерцая родительский подъезд в пятикратном ускорении и обратной прокрутке.

Всё в этом героическом плане было разумно и благородно – кроме одного: отсматривать видео оказалось скучно до тошноты. Никакой праведный гнев не выдерживал испытания медитацией на родительский подъезд, где минуту за минутой в ускоренной перемотке

Даня всё же глянул, сколько стоит ближайшая программа, готовая разметить видео автоматически, и прилив жадности его мотивировал – но ненадолго. Он попробовал полистать видео вручную; вроде бы наткнулся на какое-то движение, но тут же его потерял; попробовал найти нужное место, потратил на это добрых минут пять и в итоге вынужден был вернуться к изначальному плану.

Быть праведником получалось как-то не очень.

Глубоко вздохнув, Даня включил телик – пусть хоть на фоне бумбит – и подключился к серверу. Вообще-то встроенного железа его телика вполне хватило бы на то, чтобы самому открыть браузер и запустить видео, а удалённое подключение замышлялось для игр, но автоматизм тела не спрашивал – он нажимал кнопки не логичные, а привычные. «Рекомендуемые» предлагали обзор какого-то свежего сериальчика, но обзоры, как ни прискорбно, всё же требовали поглядывать на экран, поэтому вместо них Даня тыкнул в какого-то усатого представительного дядьку в пиджаке – наверняка этот только болтает.

– …обещанную технологическую сингулярность, но упускают из виду сингулярность культурную, – вещал дядька. – Термин этот, разумеется, я использую иронически, но в каждой шутке, как говорится… Позволю себе напомнить, что культура – это итеративный, но бесконечно обновляющийся процесс. Мысли сменяют мысли, жанры сменяют жанры. Однако скорость этих изменений растёт экспоненциально. Если в период Возрождения один и тот же художественный канон мог держаться веками, в XIX–XX веках жанры жили десятилетиями, то теперь мы вступили в эпоху мемов – культурных единиц, срок жизни которых измеряется днями. Я использую термин, разумеется, в новом смысле, не по Докинзу. И даже среди мемов мы наблюдаем ускорение: если на заре возникновения Всемирной сети они держались по несколько лет, то сейчас срок их жизни измеряется днями, а то и часами. – Дядька звучно причмокнул, видимо, глотнув воды. – Особо интересно то, сколь ярое отторжение вызывают у людей с высокой, так сказать, мем-флюэнтностью, то есть со свободным владением мемами… так вот, сколь ярое отторжение вызывают у них мемы устаревшие. Это действительно можно сравнить с разочарованием от кинокартины, устаревшей на 10–20 лет, – только в случае с мемами речь идёт о нескольких днях, а недавно был зафиксирован мем, устаревший к вечеру того же дня, когда он зародился. Означает ли это, что скоро мы вступим в эпоху, когда новые культурные единицы будут изобретаться каждую секунду и каждую же секунду отмирать? Идея такая звучит откровенно абсурдно, но здесь стоит вернуться к концепции технологической сингулярности и вспомнить…

Не выдержав бубнежа, Даня тыкнул в «следующее».

Название соседнего с усатым дядькой видео выглядело довольно эксцентрично:

ПИНДОСЫ ОТКРЫЛИ ВЕЧНУЮ ЖИЗНЬ И САМИ ЕЁ ЗАПРЕТИЛИ ДЕБАТЫ РЖАКА

Впрочем, тыкнув в заголовок, Даня выяснил, что оригинальное название было немного скромнее:

Eternal youth – a statutory crime? The debate that sparked the Robertson-Colbridge Act[4]

Видео щеголяло бешеными миллионами просмотров – видимо, из-за популярности алгоритмы его Дане и предложили. Правда, судя по графу зрительской активности, минут через десять большинство зрителей отваливались – и, быстренько протапав превью, Даня понял, почему: во-первых, оно было на английском и без субтитров, а во-вторых, РЖАКА получилась неполноцен- ной: в конце никто не бил никому морду.

Интересно, что фигурировавшей в названии Колбридж на видео не было. Даня уже почти отправился гуглить, кто это такая (по верхним комментам он понял только, что женщина), взял в руки смарт – и обнаружил там какое-то видео с каких-то камер, о которых за эти десять минут благословенно успел забыть.