Штурмовая группа. Взять Берлин! - Владимир Першанин

Это горячо и возмущенно проговорил лейтенант Малкин. Его розовое лицо пошло пятнами, а голос срывался.

— Пауль об этом не знал, — странно улыбаясь, сказал Ольхов. — И вы не знали, что в концлагерях убивают тысячи людей. Так ведь?

— Так. Эсэсовцы делали свои дела скрытно, — растерянно отозвалась женщина.

Было заметно, что смотритель занервничал, потянул из кармана сигареты, стал прикуривать.

— Встать, как положено, если хвалишься, что ты солдат и воевал против нас, — негромко приказал капитан. — Вам известно, что каждого немецкого военнослужащего проверяют на причастность к массовым убийствам мирных граждан на оккупированной территории?

— Я не участвовал в убийствах.

— Только возил наших ребят на расстрел, — неожиданно вмешался Савелий Грач. — Возил, сученок?

— Нет… клянусь.

— Самое справедливое — шлепнуть тебя, пса беспалого. Взводом он командовал, Ростов брал. Герой Рейха!

Атмосфера накалилась. Смотритель, который, несомненно, был смелым человеком, понял, что перешагнул черту. Он хотел сохранить достоинство перед людьми, каждый из которых потерял брата или отца. Их жилье сгорело, и пришли они, наполненные ненавистью.

Неизвестно, чем бы все закончилось, но Ольхов взял себя в руки и коротко приказал:

— Тщательно обыскать все постройки. Особенно чердаки и подвалы.

— Посторонних на ферме нет, — заверил смотритель.

— А оружие?

— Только охотничья двустволка и полсотни патронов к ней. Охрана от мародеров.

— Сдайте ее старшине.

Вместе с Савелием Грачом и Яковом Малкиным осмотрели поместье. Поражали чистота и порядок, которые поддерживались даже в это неспокойное время. Крупные породистые коровы стояли в теплых стойлах возле автопоилок и бункеров с сеном.

В подвале, куда их привел смотритель, на подставках находились дубовые бочки разной величины. Бывший фельдфебель показал на одну из них.

— Здесь вино урожая девятьсот двадцатого года. Я собирался переливать его в бутылки. Попробуйте, отличное белое вино.

Выпили по кружке. Пауль снова наполнил и предложил:

— Давайте выпьем за мир.

— Давайте за мир, — усмехнулся Василий Ольхов. — За что же еще пить, когда мы уже в Германии.

Ночевали в фольварке, хорошо поужинав. Малкин старался не налегать на спиртное, но не рассчитал силы. Выдержанное, крепкое вино ударило в голову. Он стучал себя кулаком в грудь и убеждал Ольхова, что в бою не подведет.

— Конечно, не подведешь, — соглашался добродушный сапер Петр Петрович Шевченко. — Тебе выспаться надо.

— Я посты должен проверить.

— Сегодня Грач дежурит. Он и проверит.

Этот и последующий день прошли спокойно. Но дороги Германии в апреле сорок пятого года были не самым спокойным местом на земле.

Катили по неширокой шоссейной дороге. По обеим сторонам тянулись ряды деревьев. Вязы, клены сменялись соснами, во многих местах росли яблони, аккуратно постриженные и побеленные снизу свежей известью.

— Глянь, яблони свободно растут, — удивлялся Иван Шугаев. — У нас мальчишки яблоки бы еще зелеными ободрали.

— Хоть и сволочная нация, а культурная в своем доме, — рассуждал ординарец Антюфеев. — Кругом порядок.

— Зато в лагерях людей несчитано угробили, — со злостью проговорил снайпер Маневич. — У нас в Белоруссии сколько деревень пожгли… вместе с жителями.

В бойцах поднималась злость. К сорок пятому году не оставалось ни одной семьи, где бы не потеряли близкого человека. А в большинстве нескольких сразу.

Изредка попадались беженцы. Они торопливо отступали в сторону, некоторые кланялись, снимая шляпы или шапки с козырьками. Женщин и молодых девушек было среди них мало. При виде солдат отворачивались, прятались за спины мужчин.

— Боятся за свое хозяйство, — провожая их взглядом, сказал один из бойцов. — Ничего, мы еще до вас доберемся.

— Ты рот на немок не разевай, — осадил его сержант. — Приказ помнишь? За изнасилование — под трибунал. Шлепнут в момент.

— Можно и по-доброму договориться.

— На пальцах, что ли?

— На ощупь, — вставил кто-то из остряков.

Остальные засмеялись. Четвертый год война идет, одичали мужики без женщин. Проблемы еще будут.

В довольно быстром темпе отмахали более ста километров. Стрельба по сторонам усиливалась. Прошедшая ночь была озарена отблесками далекого пожара, темнота не наступала. Небо было багрового цвета и, несмотря на отсутствие облаков, звезд видно не было. Спали, а точнее, дремали, тревожно. Зловещий цвет неба навевал всякие мысли. Вот она, Германия, откуда пришло все зло, и хорошего здесь ждать нечего.

Однако ночь прошла почти спокойно, если не считать короткого обстрела из винтовок и автоматов, который велся из леса на расстоянии километра. Потерь не было. Уже перед рассветом Савелий Грач разбудил Ольхова и показал на темную массу, двигающуюся вдалеке. Слышался звук моторов.

На запад прошла немецкая колонна: несколько бронетранспортеров и десятка два грузовых машин. Некоторые с пушками на прицепе.

Двигались они по мало наезженной дороге вдоль леса. Приближаться к шоссе немцы не рискнули, считая, что его оседлали советские войска. Не решились они напасть и на сравнительно небольшую группу Ольхова.

— Удирают фрицы без оглядки, — рассуждал кто-то из молодых солдат. — Как мыши в темноте прошуршали и исчезли. Это вам, гады, не сорок второй год.

— Может, здесь, и удирают, — сказал старшина Калинчук. — А через десяток километров остановятся и так из засады долбанут, что по-другому запоете. Расхрабрились!

Как и Ольхов, старшина трезво оценивал боеспособность немецких частей. На пороге своего дома они будут драться отчаянно.

— Поздно им долбать, — отмахивались от старшины. — Только и остается что удирать без оглядки.

В общем, настроение большинства бойцов было бодрое. Война идет к концу, до Берлина всего ничего осталось. Кормежка сытная. На завтрак повара сварили кашу со свининой. Запивали ее компотом из банок, прихваченных на ферме.

Многие приложились к фляжкам с вином и яблочной водкой. Бывалые бойцы делали это незаметно и сильно не увлекались. Зато несколько молодых ребят хватанули изрядно. Громко и возбужденно что-то обсуждали, смеялись. Ольхов, насмотревшись за войну, к чему приводит пьянка, приказал командирам взводов лично проверить емкости и вылить спиртное.

Если ночью пить опасались в ожидании неожиданного нападения, то утром решили расслабиться.

— Как курят нас подавят, если с утра лакать начнем. Малкин, это твой вопрос как политработника.