Каменный Кулак и мешок смерти - Янис Кууне

– Ну что ты, не надо об этом, – приговаривал Волкан, чувствуя отнюдь не мужественную слезливость в глазах. Ни шмыганье носом, ни запрокидывание головы не помогли, и две огромные соленые росинки скатились-таки по его щекам на рыжую макушку женщины, которую он столько раз мысленно и на словах клялся любить и защищать до последнего удара своего сердца…

Накрывая завтрак, который по землепашеским меркам иначе как поздним назвать было нельзя, Эрна вдруг помрачнела лицом. Она подняла на Годиновича виноватые глаза, точно собираясь сознаться в чем-то ужасном:

– Прости меня, Варглоб, я запамятовала тебе сказать, что вчера несколько раз приходили люди от Хрольфа и передавали, чтобы ты пришел к нему в дом сразу, как появишься на Бирке. Извини мою память…

– Эрна, – перебил ее Волькша, – разве моя жена не заметила, что я только-только вернулся на Бирку?

Глаза ругийки округлились от удивления.

– А до этого я пребывал в блаженном Ирии,[63]– многозначительно пояснил он. – И ни Хрольф, ни уппландский ярл, ни сам конунг Сигтуны[64]не смог бы меня оттуда выкликать.

Волькша бодрился и зубоскалил, чтобы унять чувство вины своей жены, но новость сама по себе его обеспокоила. С тех пор, как Волкан обзавелся собственным домом, Хрольф тревожил его лишь однажды, когда собирался к Ларсу на Адельсён. Размолвка с переворачиванием стола благополучно разрешилась на следующий же день после первого плавания Кнутнева на Екерё к златокузнецу. Так что же могло понадобиться племяннику Неистового Эрланда?

В доме Хрольфа все шло обычным порядком, разве что сумьские старухи-фольки больше обычного суетились возле котлов. Гребцы либо слонялись без дела, либо, подобно Олькше, дрыхли на своих лежанках. Многих и вовсе не было. Выходило, что шеппарь не скликал манскап для похода.

– Варглоб! – позвал его Хрольф из хозяйской половины. – Это ты?

– Он самый, – ответил Волькша, отодвигая полог, закрывавший проход в перегородке между клетями.

– Проходи, – поманил шеппарь. – Садись.

Вид у него был затрапезный, но на хозяйской полати лежали самые дорогие и нарядные его одежи.

– Я посылал за тобой вчера, – не без упрека, но полушепотом заговорил Хрольф.

– Я пришел, как только узнал об этом, – не без вызова ответил Волкан, также понижая голос.

Какое-то время они смотрели друг другу в глаза. Годинович прочитал во взгляде свея пару язвительных вопросов, которых тому не следовало бы произносить, дабы не получить резких и не особенно приятных ответов. Сжатые губы и беспокойные желваки на челюсти венедского парнишки подействовали на Хрольфа вразумляюще. Он сдержался и без лишних слов перешел к делу:

– Я пригласил сегодня к себе тех шеппарей, что желали пойти со мной в набег… Хотел, чтобы и ты был. Язык у тебя ворочается почище кормового весла на порогах… Может, поможешь мне их… уговорить…

И все-таки сын Снорри не до конца верил в дивную сказку, что поведал ему Кнутнев на снейкшипе уппландского ярла. Слишком долго он был Потрошителем сумьских засек, чтобы в одночасье превратиться в Хрольфа-морехода и вожака строптивых шёрёвернов. Если племянник Неистового Эрланда оплошает и не сумеет зазвать варягов в Овсяный залив, если Харек Ленивый не получит своей мзды, то рано или поздно ватаги викингов обрушатся на земли ильменьских словен. Получалось, что у Волькши просто не было выбора: он должен был во что бы то ни стало сделать за шеппаря его работу, да еще так, чтобы никто этого не заметил.

– Что ты молчишь? – спросил Волькшу Хрольф. – Хочешь, я сделаю тебя шеппарем одного из своих драккаров?..

Свей сам не верил в то, что говорил: не мог венедский парнишка стать шеппарем вот так запросто; Хрольф и сам осваивал эту науку не один год, да еще при вспоможении Торвальда, бывшего помощника своего дяди, светлая ему память. Но сыну Снорри было так важно, чтобы Каменный Кулак согласился, что он был готов на любые посулы.

– Когда они придут? – спросил Волькша.

– Я сказал им, чтоб приходили, когда тень от мачты станет равной ей по длине, – ответил Хрольф. – Ты придешь?

– Я твоя русь, – напомнил ему Годинович. – Ты приказываешь, я гребу.

Шеппарь чуть не выругался. С тех пор, как целая толпа любопытствующих викингов видела, как истекающий кровью Варг голыми руками убил насмерть двух ругиев, ему и в голову не приходило считать Каменного Кулака человеком своего манскапа, разве что хольдом[65]из хольдов, но никак не гребцом. Щуплый венедский парнишка занял в головах шёрёвернов то место, что прежде принадлежало Большому Руну. Не так безоговорочно, конечно, но при упоминании Кнутнева они благоговейно закатывали глаза.

И тем не менее, когда Ярило уже начал спускаться вниз по склону небесной горы, Волькша вновь явился в дом Хрольфа. Приглашенные шеппари только-только собрались.

– Да проживешь ты сто лет, Каменный Кулак, – приветствовали его мореходы. Они сидели за пустым столом, хотя под крышей и витал запах обильной еды. Шеппарь Грома[66]сидел во главе стола нарядный, как жених, и суровый, как Один.

Разговор не ладился. Хрольф вещал о богатых землях франков, о сладком виноградном вине в огромных бочках, что ждет там непобедимых викингов, о крепости свеонского железа, о стремительности драккаров, о Дрергезкапуре.[67]Гости нарочито зевали и ковыряли пальцами в зубах.

– Эти земли платят дань конунгу Хареку, – молвил один из них, и остальные согласно закивали. Дескать, что будет, если викинги начнут отбивать друг у друга подданные города и сбрасывать чужие щиты с ворот?

Решимость племянника Неистового Эрланда умирала, как огненный мотылек на догорающей лучине. Он то и дело смотрел на Волькшу в надежде на то, что тот вступит в разговор. Похоже, только Варглоб мог убедить шёрёвернов в том, что на берегах Овсяного залива их ждет небывалая добыча, которую можно прийти и взять без всякого стеснения. Хрольф надеялся, что Каменному Кулаку удастся скрыть от шеппарей правду о том, что идти в далекий и опасный поход они должны еще и потому, что иначе Харек устроит охоту за мореходами Бирки. Про это и про двадцать тысяч крон, что запросил с Хрольфа даннский конунг, сын Снорри даже не знал как гостям и сказать-то.

Однако Варглоб хранил почтительное молчание, как и подобает руси в присутствии своего шеппаря. Он ждал хотя бы малюсенькой щелки в блеянье Хрольфа или недобром мычании его гостей, чтобы вступить в разговор. Но круглые и пустые, как бездонная бочка, слова, что цедил Хрольф, не оставляли Годиновичу и крошечного сучка.