Украинско-российские взаимоотношения в 1917–1924 гг. Обрушение старого и обретение нового. Том 1 - Валерий Федорович Солдатенко

После польского восстания 1830–1831 гг. царское правительство в 1832 г. создало на Правобережной Украине Киевское генерал-губернаторство, куда вошли Волынская, Подольская и Киевская губернии с центром в Киеве. В 1835 г. Слободско-Украинская губерния была переименована в Харьковскую.

Происходившие перемены не были простыми терминологическими или бюрократическими играми. Они были в значительной мере обусловлены масштабными миграционными подвижками, динамично влиявшими на этническую картину всей Украины, но в кардинальном измерении больше всего коснувшихся Левобережья и Юга Украины. Тут количество выходцев преимущественно из центральных (т. е. великороссийских) губерний, а также и из других регионов, резко возросло, а земли на левом берегу Днепра вообще именовали Малороссией. Правобережные губернии, которых гораздо меньше коснулись этнические изменения, именовали Юго-Западным краем.

В целом же Украина (если иметь в виду ее в осязаемых для современников границах на начало ХХI в.) превратилась в громадное поле довольно интенсивных ассимиляционных процессов. Так, Причерноморье и Приазовье заселяли колонисты неславянского происхождения – молдаване, греки, армяне, гагаузы и др.; в южные и западные регионы на постоянное жительство направлялись южные и западные славяне – сербы, болгары, чехи, словаки. Немало было выходцев и из западноевропейских стран – немцы, швейцарцы, французы, голландцы и др. Однако основную роль в заселении и хозяйственном освоении районов, на которые расширилась Российская империя, играли украинцы и русские. В сельской местности большое преобладание оставалось за украинцами, в то время как в городах довольно уверенно первенство получали русские, значительным был и удельный вес евреев.

Именно к данному времени – то есть к началу XIX в. многие ученые относят завершение в основном (естественно, за исключением западных земель – Восточной Галиции, Северной Буковины и Закарпатья) формирования украинской этнической территории.

Уже с начала XIX в. Русскую (Российскую, ее именовали еще Подроссийской, Великой, Материнской, Надднепрянской) Украину характеризует формирование новых производственных отношений, сущностных структурных изменений, быстрый рост экономики, довольно интенсивно интегрируемой в общероссийский хозяйственный комплекс. Параллельно значительными достижениями ознаменовалось развитие украинской национальной культуры. Новые явления привели к активизации идеологических усилий с обеих сторон – и российской, и украинской, призванных по-своему, в собственную пользу объяснить новые реалии и обозначить перспективу дальнейших отношений. Развитие Украины, ее общества чем дальше, тем больше характеризовались повышением уровня духовно-культурной жизни, ростом национального сознания.

Первые осязаемые признаки процесса, получившего наименование «национального возрождения», проявились на Слобожанщине, где центром притяжения интеллектуальных, прогрессивных, творческих сил стал Харьковский университет, открытый в 1805 г. Усилившийся интерес к народным традициям, национальной истории, фольклору, собираемый и облекаемый в печатную форму и распространяемый среди населения, вызывал массовый спрос, повсеместную поддержку.

Скоро различные ростки тяготения к национальным корням, культурным достижениям были подхвачены во всех регионах. Наблюдался буквальный всплеск исторических исследований и публикаций. Украинские интеллигенты, ученые, писатели, художники, демократически настроенные образованные личности проявили стремление к культурно-просветительной деятельности, пытаясь разъяснить, идейно вооружить украинские массы видением перспективы. Сами они свято верили в украинскую идею, вдохновлялись любовью к родной земле и народу, гордостью за национальные достижения, уверенностью в том, что для дальнейшей, прогрессивной поступи нации необходимо устранение национального гнета и неравенства. Интеллектуальная, общественная мысль вращалась в основном вокруг двух возможных вариантов разрешения проблемы: воссоздания утраченной государственности в той сущностной форме, которая позволяла бы иметь самостоятельное влияние на свою судьбу (определенный «заразительный» пример тут подавали бескомпромиссной борьбой за отделение от России соседи-поляки) и превращения централизованной великодержавной, полицейской России в федерацию свободных народов. Конечно, речь идет о весьма нешироком круге национальной элиты – просвещенных кругах интеллигенции, увлеченных гуманистическими освободительными идеалами.

После декабристов, тайные общества которых, как известно, активно работали в украинских губерниях и которые, возможно, поэтому уделяли проблеме славянского единения повышенное внимание, особое значение поиску модели межнациональных государственных отношений придавали участники Кирилло-Мефодиевского братства: Т. Шевченко, Н. Костомаров, П. Кулиш, А. Гулак, В. Белозерский и др.

Квалифицируя царизм как оплот и социального, и национального гнета, братчики считали его низвержение исторически назревшей задачей, разрешение которой позволяло совершенно по-новому, на принципах справедливости перестроить и социальную жизнь, и национальные отношения. Лучшие умы нации считали, что республиканский строй открывает путь к демократическому объединению русского, украинского и белорусского народов как ядра общеславянской семьи, а затем – в перспективе – создания европейской и даже всемирной федерации.

В этом пункте, очевидно, уместно вести речь о совпадении исторической национальной традиции, восходящей к демократическим принципам организации и функционирования Запорожской Сечи и Гетманщины, и прогнозирования неотвратимости торжества прогрессивных политических начал будущей полиэтнической государственности. Взгляды кирилло-мефодиевцев были подхвачены М. Драгомановым, стали основоположными в документах, созданных повсеместно под его влиянием «Громад».

Когда в конце XIX – начале XX веков рельефнее обозначилась более радикальная тенденция – «самостийническая» («Братство тарасовцев», М. Михновский, программа Революционной украинской партии «Самостийна Украина»), она недолго смогла конкурировать с имевшей более глубокие идейные корни, ставшей по существу уже традиционной и представлявшейся более реалистичной концепцией автономистско-федералистского переустройства России. Она нашла свое воплощение в программах большинства (почти всех) политических партий украинства начала ХХ века (Украинская социал-демократическая партия, Украинский социал-демократический союз «Спилка», Украинская радикально-демократическая партия, Товарищество украинских постепеновцев и др.), конкретизировалась и пропагандировалась украинской политической элитой (М. Грушевский, В. Винниченко, Н. Порш, С. Ефремов, Б. Гринченко, Е. Чикаленко и др.). Фактический отказ от лозунга «самостийной Украины» объясняется отсутствием сколько-нибудь широкой его поддержки, желанием преодолеть опасения раскола лагеря антимонархических сил по национальному признаку. Ставшее программным требование «широкой территориальной автономии в федеративной демократической республике Россия», напротив, приближалось к доминирующим призывам «Прочь царя!», весьма органично дополняя и умножая его социальное содержание национальным компонентом[57].

В чем украинская элита была практически едина, это в понимании того, что достичь прогресса своей нации, обеспечения ее равноправного положения среди других социумов невозможно без устранения самодержавия, вполне обоснованно квалифицировавшегося оплотом социального и национального гнета. Естественно, антицаристские, республиканские настроения и лозунги вызывали резкое недовольство и жестокое противодействие в стане сторонников абсолютизма, российских великодержавников, шовинистов различного толка, в частности, сплачивавшихся на уваровской (ставшей официальной) формуле «православие, самодержавие, народность». Однако, круг тех, кто с российской стороны не воспринимал позиций и забот украинской элиты, не исчерпывался ее откровенными противниками. Так, в научной среде, совсем не обязательно или однозначно сориентированной на власть предержащих, было немало и таких, кто из желания услужить последним, не исключая и вознаграждений, занимал иные позиции, объективно подпитывая идеологию национального первенства и господства. Речь, в первую очередь, об историках, для которых наступил подлинно «золотой век». Достаточно вспомнить о многотомных изданиях В. Н. Татищева, М. М. Щербатова, И. Н. Болтина, Н. М. Карамзина, С. М. Соловьева, В. И. Ключевского о