Волшебный эликсир - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я молчу, – недоуменно произнесла кошка.
– Кто же тогда говорит? – удивилась Жози.
– Помогите, помогите, помогите, – раздался тоненький голосок, – спасите, дайте водички попить! Один глоточек! Простите, простите, простите меня!
– Кто это? – хором поразились бульдожки.
– Хочется пить, – выводил дискант, – и есть. Лапки устали, хвостик болит. Не могу больше бегать. Спасите меня! Спасите.
Рыдания стихли.
– Незнакомец говорит на универсальном языке, – прошептала Зефирка, – он из Прекрасной Долины. С чьим-то Хранителем случилась большая беда.
– До твоего появления нас тут было всего пятеро, – протянула Жози, – Василиса, бульдожки, я и Снап.
– Пудель? – опешила Зефирка. – Сын подруги твоей мамы? Где он?
– Я тут, – сказал Снап, входя на кухню, – всем добрый день. Извините, пишу книгу, только сейчас оторвался. Рад встрече.
– Как ты сюда попал? – поразилась Зефирка.
Снап махнул лапой:
– Долгая история. Если кратко, то семья Серегиных, которую я хранил, уехала в кругосветное путешествие на год. Меня они не взяли.
– Серегины дружат с Филимоновыми, – влезла в беседу Жози, – они попросили их Снапа у себя подержать, вот мы и живем теперь вместе. Дом наш старая развалюха, в нем мало квартир. В каком году сделали лифт между этажами, не знаю. Мне о нем Боня рассказала, когда я ее сменила. Кто-то из наших его соорудил. В кухнях, под мойками, в самых дальних углах, есть хорошо закрытые люки. Они открываются нажатием на кнопки, которые отлично спрятаны. Если не знать, где их искать, то никогда не обнаружишь. А крышки люков сделаны так, что кажется, будто это просто пол. Да и люди редко залезают под мойки, только если вдруг трубы потекут. Но даже когда слесарь приходит, он ничего не замечает. Вниз ты просто катишься по желобу, а наверх поднимаешься в корзинке. Она висит внутри шахты, на стене. Сейчас покажу.
Жози залезла под мойку, вытащила нечто, напоминающее плетеную доску, встряхнула… Послышался тихий щелчок. В лапах мопсихи оказалась корзинка.
– Сейчас повешу ее на крючок, – пояснила Жозефина, снова исчезая за помойным ведром, – немного неудобно, тесно, зато никто из людей и понятия не имеет про наш лифт. Хранитель садится в плетенку, нажимает кнопку, она там, внутри, слева, надо пошарить лапкой – и найдешь. И лифт идет вверх. Все просто.
– Однако странно, что люди до сих пор не нашли подъемник, – закричал Роки, – и что все это так ловко работает.
Жози вылезла из-под мойки.
– Наш лифт охраняется волшебством Прекрасной Долины, даже если люди захотят, они ничего не увидят.
– Помогите, помогите, помогите, – снова зарыдал кто-то.
– Плач доносится сверху, – протянула Зефирка. – Если позвать, может, неизвестный отзовется?
– Не надо, – испугалась Василиса, – это телевизор кино показывает.
– На универсальном языке Прекрасной Долины? Поеду гляну, кто там рыдает, – объявила Зефирка, залезла в плетеную корзину и опять испугалась: – Какая-то она ненадежная.
– Эй, ты куда? – занервничала Василиса. – Хочешь сбежать? Я не могу одна здесь остаться. Мне очень плохо, я совсем больна. Посмотри на мои лапки!
– Никуда я не денусь, – заверила Зефирка, – обязательно вернусь. Надо посмотреть, кому плохо. Я поднимусь.
– Когда будешь ехать, станешь натыкаться макушкой на закрытые люки всех квартир, – захихикала Жози, – прикрой лапками голову, чтобы шишку не набить, и, как стукнешься, быстро говори: «Именем Прекрасной Долины, откройся». Крышка люка распахнется, ты покатишь выше.
Зефирка увидела на стене кнопку, надавила на нее, и корзинка медленно начала движение. Зефирка вцепилась когтями в прутья. Нет, она никому не скажет, что панически боится высоты. Чтобы справиться со страхом, мопсиха стала разглядывать стены шахты, в которой двигался хлипкий подъемник. И увидела, что на них написаны на универсальном языке короткие предложения: «Кислый очень», «Вертится, всем весело», «Круглая с паштетом», «Такса Лаура любит это больше всего», «Чем Роки и Мози дерутся», «Мягче мягкого». Наверное, странные надписи сделал тот, кто оборудовал желоб. Но зачем?
Всякое путешествие рано или поздно заканчивается. Макушка Зефирки ткнулась в очередную преграду. Напряженно сопя, мопсиха произнесла волшебное заклинание, люк открылся, Зефира поняла, что она добралась до самого верха. Собачка выбралась из плетенки, зажав лапой нос, пролезла мимо переполненного мусорного ведра, очутилась в квартире и разинула пасть. Такой обстановки она еще никогда не видела, даже у черепахи Зои[2], отчаянной неряхи, было намного чище. И апартаменты странные. В них нет внутренних стен, они представляют собой одну большую комнату, заваленную книгами, папками, журналами. Здесь много стеллажей, столов, на них стоят бутыли причудливых форм, наполненные синей, красной, зеленой жидкостью, и повсюду лежат толстые, очень старые тома в потертых переплетах. Посреди помещения громоздится гигантский стол, на нем какие-то непонятные штуки, их названия Зефирке неизвестны. Единственное, что она узнала, это горелка, на которой в подставке находилась колба. Такое приспособление есть у доктора бурундука Паши, он с его помощью готовит всякие лекарства.
– Помогите! – донеслось из угла. – Умоляю.
– Эй! – крикнула Зефирка. – Я пришла.
– А-а-а! Скорее сюда, – заплакал некто.
– Куда? – уточнила мопсиха.
– Здесь я, здесь! – зарыдал дискант, который вдруг показался Зефирке очень знакомым.
Мопсиха, лавируя между стопками книг, двинулась на звук и увидела большое колесо в клетке, внутри сидел непонятный зверек. Он был очень худым, шерсть на нем сбилась колтунами, а его длинный хвост оказался сильно облезшим. Не пойми кто вцепился передними лапками в прутья и с трудом поднялся. Зефирка чуть не зарыдала от жалости, увидев обломанные когти и разбитые в кровь подушечки передних лапок Хранителя. Еле-еле подавив рыдания, мопсиха спросила:
– Ты кто?
– Зефирка, – всхлипнул несчастный, – ты меня не узнаешь?
– Нет, – честно ответила она, – прости. Мы встречались?
– Да, – прошептал бедолага, – ты сшила мне в подарок на день рождения очень красивое платье. Розовое с оборками, яркими пуговицами и бантами. Я девочка.
– Извини, – вздохнула Зефирка, – я почти всем в Прекрасной Долине что-то мастерила, не сердись, не помню.