Спальня, в которой мы вместе - Эмма Марс

– Зачем бы он стал это делать? – пробормотала я наконец. – Потому что потерял Аврору? Или потому что не мог смириться с тайной об ее исчезновении, которую потребовал хранить Дэвид?

– Понятия не имею… Но ваши вопросы подтверждают то, что, вероятно, у него была не одна причина для этого.

– Как это – «не одна»? Вы хотите сказать… что-то, что не касалось напрямую Авроры?

– Возможно, – подтвердил он, пожимая плечами. – Я напоминаю вам, что к тому времени Андре только что объявил Дэвида своим единственным наследником, возглавляющим группу Барле. Видеть, что приемного брата предпочли ему, законному сыну… Это такой акт непризнания со стороны отца, который может свести с ума. Вы не считаете?

Мимолетная улыбка скользнула по его лицу и тотчас же исчезла. У меня мелькнула мысль, что Маршадо доставляет удовольствие вливать в меня яд своих умозаключений. Возможно, он бессознательно обвинял меня в том, что похождения его жены Сесиль и Дэвида получили огласку.

– Рассердиться на своего отца до такой степени, чтобы убить себя вместе с ним, это я еще могу понять, – вмешалась Соня. – Но посадить в тот же катер мать… Вам не кажется, что это чересчур?

Журналист ответил не сразу, теребя край панамы и с интересом и примесью самодовольства разглядывая Соню. Вероятно, он хотел выиграть время, чтобы отшлифовать свою реплику до блеска.

– Кто знает, может быть, Гортензия принимала участие в злодеянии, которое сбило с ног ее сына. Может, Андре принял это решение совместно со своей женой.

Боль + 1 час: под вечер я вернулась в Особняк Мадемуазель Марс.

Луи ушел, не оставив мне записки. Ключей от его лимузина на столике в прихожей не было. Куда Луи вдруг понадобилось поехать на таком шикарном автомобиле? Явно не готовиться к процессу с Зерки, ведь кабинет адвоката находится на бульваре Малерб, всего в нескольких станциях метро от нас.

Скажем честно: я почувствовала облегчение, не застав Луи. Я не смогла бы отвечать на его улыбки и ласки, играя роль нежной супруги. Намеки Маршадо, касающиеся причастности Гортензии к тому, что Дэвид, а не Луи встал у руля группы Барле, еще звучали в голове. Так же, как и упрек Луи, касающийся моей привязанности к Мод и после ее смерти.

Его мать… Он никогда мне о ней не рассказывал. О Гортензии напоминало только свадебное платье Скьяпарелли и кольцо, которое я носила на пальце. Раньше она казалась мне смиренной женой, остававшейся в тени своего могущественного мужа. Теперь я задавала себе вопросы о том, каково было ее истинное влияние на судьбу супруга и детей. Об этом никогда и ничего не говорилось, но я была уверена, что именно она стала инициатором усыновления Дэвида. Муж может одобрить и поддержать поступок такого рода, но он редко является зачинщиком подобного. Однако мне не удавалось представить Гортензию в роли самки, жертвующей самым слабым из своего потомства. Это никак не вписывалось в рамки того образа, который мне рисовали сначала Арман, а затем Ребекка. Мажордом рассказывал о мадам Барле как о сдерживающем факторе в кипящих непростых отношениях между мужем, Луи и Дэвидом. Ребекка заявила, что Гортензия пыталась обрубить на корню подозрения Луи относительно связи, объединяющей Дэвида и Аврору. Опять же она старалась поддерживать подобие мира между сыновьями, а не настраивать петушащуюся молодежь друг против друга, как это мог делать Андре.

Я обуздала терзающее меня желание позвонить Луи – услышать его теплый голос, мурлычущий в телефонной трубке, было бы для меня истинным утешением. Услышать, что он любит меня, даже если он меня и обманывал. Но я стойко держалась, и, будучи уверенной, что Луи вернется не так скоро, погрузилась в заметки, которые набросала за последние несколько недель. У меня не было времени отшлифовать текст. Кроме того, некоторые хронологические детали при изложении ускользали от меня, хоть они и были очень важными! У меня оставалась только моя память, чтобы попытаться восстановить мою историю. Моя память…

– И блог! – воскликнула я, разбудив Фелисите, свернувшуюся клубочком у меня в ногах на кровати.

Дэвид забрал себе основную часть моего личного дневника, который мы, я и Луи, вели месяц за месяцем, но блог «Эль&Луи» поможет мне восстановить большинство недостающих кирпичиков нашей истории.

Я тотчас же зашла на сайт и еще на главной странице отметила, что в последнее время записи сюда не добавлялись. Похоже, блог был временно заблокирован. Я испытала облегчение. На данный момент Дэвид предпочел не выставлять на всеобщее обозрение мои фотографии, которые он сделал в темной комнате.

У меня ушло некоторое время на то, чтобы перебрать заметки, которые там были опубликованы. Увы, они оказались выложены не в порядке их написания, а согласно тематической логике, вперемешку, мои заметки и заметки Луи.

Перечитывая их таким образом, я была поражена одним фактом. Долгое время я воспринимала сообщения Луи как провокацию, нацеленную раскрыть меня. Раскрепостить мою сексуальность. Но сегодня я поняла, что они составляли список предложений, и Луи ждал – и надеялся, – что я в конце концов осуществлю их.

Мы уже опробовали большую часть этих эротических поз во время нашего годового заточения в «Шарме». Следовательно, уже не было необходимости использовать весь каталог удовольствий буквально. Тем не менее он вдохновил меня на другую идею: если эта программа была для Луи способом привести меня к нему и раскрыться, не пришло ли время мне перехватить инициативу? Осознав и поняв, что секс для него является единственным действительно понятным языком, не должна ли я, в свою очередь, воспользоваться этим, чтобы наконец раскрыть его секреты? Не стоило ли мне составить список моих эротических фантазий, которые помогли бы вывести его на чистую воду? С момента наших самых первых встреч вслепую Луи удалось донести до меня первую истину: секс – это разоблачитель. Так не пришел ли момент для того, чтобы я воспользовалась им в своих целях?

Я не брошу Луи одного в сумерках его секретов и тайн. Я снова отправлюсь его завоевывать, как и обещала себе.

Для начала я взялась за его анонимную запись, где упоминалось соревнование среди пар-эксгибиционистов в Париже. Возможно, мне стоило составить карту мест, где мы могли бы присоединиться к этому движению? Он, стремящийся запечатлеть наши эмоции повсюду, предвосхитивший этот замысел еще во время нашей брачной ночи в лимузине, наверняка оценит это по достоинству.

Я откопала дома карту Парижа и развернула ее на кровати. Вооружившись коробкой желтых булавок-бабочек, я отметила места, которые, как мне казалось, благодаря своим географическим или историческим особенностям соответствовали тем местам, где все должно произойти. Иногда выбор давался нелегко. Где мне лучше получать оргазм, на набережной Сены или у большого бассейна Тюильри? Будет лучше, если он станет лизать меня до изнеможения в тени кондитерской «Ладюре» на площади Мадлен или перед «Шоколадным раем» на улице Арф?

Аппетитные картинки, возникающие в воображении, говорили о том, что я всерьез увлеклась задачей. Я улеглась на карту и, стянув джинсы ровно настолько, чтобы можно было запустить руку в тонкие хлопковые трусики, начала страстно ласкать себя. Двумя пальцами я скользнула пальцами вниз, играя с клитором, как в те благословенные времена, когда мне было пятнадцать лет. Когда он набух и показался из своего капюшончика, вторая рука направилась туда же и настойчиво сжала розовую мягкую плоть. Окруженный со всех сторон, мой клитор вращался в своей оболочке, и короткий, но сладострастный взрыв наслаждения не заставил себя ждать. Многократные спазмы сотрясали мое лоно. На мгновение я застыла в одном положении, лежа на боку, прижав руки к нижней части живота. Это был маленький жалкий оргазм по сравнению с теми, которыми меня ежедневно награждал Луи. Но это было все, что я могла себе позволить, в ожидании осуществления грандиозного плана битвы, который распростерся подо мной.