Создатель Вселенных - Филипп Фармер

Смеялись они достаточно часто, но по очевидным и мелким поводам. Их комедия не поднималась выше фарса и грубых розыгрышей.

Он выругался из-за того, что ему трудно было оставаться в намеченном русле размышлений. Его сложности с сосредоточением, казалось становились с каждым днем сильнее. Итак, о чем он думал, пока не сбился на свое несчастье из-за плохого приспособления к местному обществу? Ах, да, о матери Пайявы!

Некоторые из старейшин могли бы просветить его, если бы он смог их обнаружить. Да только как их опознать, когда все взрослые выглядели одного возраста? Имелось очень немного юнцов, наверное, трое на несколько сот покамест встреченных им существ. Более того, среди многих здешних животных и птиц — некоторых довольно странных, к тому же — только полдюжины не были взрослыми.

Если было мало рождений, то весы сбалансировало отсутствие смерти.

Он видел трех мертвых животных — двух погибших в результате несчастного случая, а третье во время боя с другим из-за самки. И даже это было несчастным случаем, так как потерпевший поражение самец, антилопа лимонного цвета с четырьмя изогнутыми в виде восьмерки рогами, повернулся бежать и сломал шею, перепрыгивая через бревно.

Тело мертвого животного не имело шанса разложиться и издавать вонь: несколько вездесущих существ, выглядевших похожими на маленьких двуногих лисиц с белыми носами, отвисшими, как у такс, ушами и обезьяньими лапами сьели труп за какой-то час. Лисы рыскали по джунглям и убирали все — плоды, орехи, ягоды, трупы. У них было пристрастие к гнилому, они бы проигнорировали свежие плоды ради побитых. Но они не являлись кислыми нотами в симфонии красоты и жизни. Даже в Саду Эдема необходимы сборщики мусора.

Временами Вольф смотрел через голубой с белыми барашками волн океан на горный кряж, Называвшийся Тайяфайявоэд. Наверно Господь жил там. Может быть стоило пересечь море и подняться на грозную кручу на случай, что будет раскрыта какая-то тайна этой вселенной. Но чем больше он пытался прикинуть высоту Тайяфайявоэда, тем меньше ему эта мысль нравилась.

Черные скалы воспаряли все ввысь и ввысь, пока не уставал глаз и не спотыкался ум. Никакой человек не мог жить на его вершине, потому что там не было воздуха для дыхания.

В один прекрасный день Вольф вынул серебрянный рог из потайного места в дупле дерева. Пробираясь через лес, он пошел к валуну, с которого бросил рог человек, назвавшийся Кикахой. Кикаха и бугристые твари пропали из виду, словно никогда не существовали, и никто, с кем он разговаривал, никогда не видел и не слышал о них.

Он вновь вступит в свой родной мир и даст ему еще один шанс. Если он сочтет, что его преимущества перевешивают достоинства планеты-Сада, то останется там. Или, наверно, он сможет путешествовать туда-сюда и таким образом получит самое наилучшее от обоих. А когда устанет от одного, то устроит себе каникулы в другом.

По дороге он на минутку остановился по приглашению Эликопиды выпить и поболтать. Эликопида, чье имя означало «Яркоглазая», была прекрасной, великолепно сложенной дриадой. Она была ближе к «нормальному» существу, чем все, кого он пока что встречал. Если бы не темно-пурпурные волосы, то она, надлежащим образом одетая, привлекла бы к себе на Земле не больше внимания, чем то, какого обычно удостаивается женщина превосходной красоты.

Вдобавок она была одной из очень немногих, кто мог поддерживать стоящий разговор. Она не считала, что разговор состоит из безудержной болтовни или громкого, беспричинного смеха и игнорирования слов тех, кто предположительно с ней общался. Вольф испытывал отвращение и депрессию, обнаружив, что большинство пляжников и лесовиков предпочитали всем видам беседы монолог, как бы горячо они ни говорили и как бы общительны они ни были.

Эликопида была иной, наверно потому, что не принадлежала ни к какой «группе», хотя было более вероятным, что причиной являлось обратное. В этом прибрежном мирке туземцы, не имея даже технологии австралийских аборигенов, и даже не нуждаясь в ней, развили крайне сложные общественные отношения. Каждая группа имела определенные участки пляжа и леса с внутренними уровнями престижа. Каждый был способен подробно разъяснить — и любил это делать — свое горизонтально-вертикальное положение по сравнению со всеми личностями в группе, численность которой обычно приближалась к тридцати. Они могли зачитать по памяти и зачитывали споры, примирения, достоинства и недостатки характера, атлетическую мощь и отсутствие таковой, ловкость во множестве их детских игр, и оценить сексуальные способности каждого и каждой.

Эликопида обладала чувством юмора столь же ярким, как ее глаза, но она также обладала и некоторой чувствительностью.

Сегодня она обладала добавочной привлекательностью: зеркалом из стекла, установленным в золотом обруче, инкрустированном бриллиантами. Оно было одним из немногих виденных им здесь предметов материальной культуры.

— Где ты его достала? — спросил он.

— О, мне его подарил Господь, — ответила Эликопида. — Некогда, давным-давно, я была одной из его фавориток. Когда бы он ни спускался сюда в гости с вершины мира, он проводил много времени со мной. Мы с Хрисандой были единственными, кого он любил больше всех. Поверишь ли, другие все еще ненавидят нас за это. Вот почему я такая одинокая — не то чтобы от пребывания с другими было много помощи.

— И как же выглядел Господь?

Она засмеялась и сказала:

— Ниже шеи он выглядел во многом так же, как любой высокий, хорошо сложенный мужчина, вроде тебя.

Она обняла его одной рукой за шею и принялась целовать в щеку. Ее губы медленно перебирались к его уху.

— А его лицо? — с усилием воли проговорил Вольф.

— Не знаю. Я могла его коснуться, но не могла видеть. Меня ослепляло исходившее от него излучение. Когда он приближался ко мне, мне приходилось закрывать глаза, таким оно было ярким.

Она закрыла ему рот своими поцелуями, и вскоре он позабыл свои вопросы. Но когда она лежала рядом с ним в полусне на мягкой траве, онподнял зеркало и посмотрел в него. Сердце его распахнулось от восторга. Он выглядел таким же, как тогда когда ему было двадцать пять. Он это знал, но до настоящей минуты был не в состоянии осознать это.

«А если я вернусь на Землю, то состарюсь ли я столь же быстро, как вновь обрел свою юность?»

Он поднялся и некоторое время простоял в задумчивости.

Затем он произнес:

— Да кого я, собственно, обманываю? Я не собираюсь возвращаться.

— Если ты сейчас покинешь меня, — сонно проговорила Эликопида, — то поищи Хрисенду. С ней что-то случилось. Она убегает всякий раз, когда к ней кто-то приближается. Даже я, ее единственная подруга, не могу к ней подступиться. Она тебе понравится. Она не похожа на других. Она похожа на меня.

— Ладно, рассеянно ответил Вольф, — поищу.