Слепой рассвет - Кристина Майер

Нажав на кнопку вызова, я уже догадывался, чей голос сейчас услышу. Думал, что остыло все, а нет! Тело напряглось, сердце бешено застучало в груди.

— Алло, Герман! — тихий всхлип. — Это Полина. Ты меня слышишь? — прикрыл глаза. Голос нежный, чувственный, он всегда заставлял мою кровь бежать быстрее по венам. И сейчас не оставил равнодушным.

— Больше никогда мне не звони. — жестко произнес и сбросил звонок.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Полина

Меня увезли в больницу. Я не хотела здесь находиться. Не могла спокойно лежать, все мысли были о дочке. Как она там? Хорошо ли спит? Ест? Не заболела?

Мне нужно ее увидеть. Упросить Германа вернуть мне Машу. Если он пойдет навстречу, во что мне слабо верилось, я не знала, куда мы пойдем с дочкой жить. В квартиру матери я не вернусь. С Машей или без, моей ноги там не будет.

Мама находилась почти все время в больнице, сидела за дверьми палаты. Плакала, умоляла ее понять. Понять?! Как можно такое понять. Ее объяснения я не желала слушать. Все мои мысли были о дочери. Переживала, смогу ли я ее вернуть?

А тут новый удар — опухоль в головном мозге. Именно она давит на глазные нервы и тревожит сосуды, поэтому зрение пропадает. Нужна операция. Смогу ли я после этого видеть — большой вопрос? Вмешательство в головной мозг может нести и другие последствия. Я все прекрасно понимала. Опухоль доброкачественная, но она растет. Ну и понятно, что даже доброкачественное новообразование может перерасти в злокачественное. У меня было немного времени, чтобы подумать и принять решение. Врачи пояснили, что моя беременность могла спровоцировать увеличение опухоли. Всплеск гормонов в организме.

Я не хотела остаться слепой, не хотела иметь психические нарушения, которые возможны. Как согласиться на операцию, которая может лишить меня общения с дочерью? Кто отдаст ребенка слепой или неполноценной маме?

Наши врачи решиться на такую операцию не могли, посылали меня в Москву. Они передали все документы в столичную клинику. Пришел ответ, что мне нужно пройти еще раз обследование, но уже в Москве. Вместе с операцией это обойдется мне в полтора миллиона рублей. Мама побежала собирать документы на квоту. Придется ждать несколько месяцев, а может и несколько лет, там же огромные очереди. Она не ожидала, что все обернется так. Выглядела родительница подавленной и расстроенной, но мое сердце это не трогало. Будто умерло все внутри.

Все мои надежды на то, что Герман выслушает и поймет, растаяли. Он не брал трубку, а звонила я ему в день раз по сто. Изредка он все же отвечал на мои звонки, требовал больше не беспокоить и обрывал разговор. Этого жесткого мужчину я лично не знала, неприятно было столкнуться с его холодностью. Я не успокоилась и не сдалась, была полна решимости находиться рядом с Машей.

После выписки из больницы, я заехала домой, собрала в сумку небольшое количество одежды.

— Куда ты собралась? — спросила меня мама, когда увидела, что я выхожу из дома. Все это время я практически с ней не общалась. Не брала еду, которую она приносила, не отвечала на вопросы, когда она их задавала. Только я знаю, сколько пролила слез за эти дни. Только я знаю, как от боли разрывается мое сердце!

— Я забрала оставшуюся от продажи Маши сумму денег, — предупредила мать. О том, что я еду к Герману она догадалась сама. Я помнила наказ врачей о том, что мне нужен покой. Пока я не окажусь рядом с Машей, это будет невозможно, но я старалась не нервничать. Больная и слепая я точно никому не нужна.

— Наверное, хорошо, что ты едешь к нему. Может он даст денег на операцию?

— Ты в своем уме? Я не собираюсь ничего просить у Германа! У меня одно желание — находиться рядом с Машей. — он меня и так слушать не желает, а тут я с порога заявлю, что мне нужно еще денег. Если придет квота, скорее всего, я решусь на операцию, но сейчас мне думать об этом страшно и не хочется. Ведь после этого неизвестно увижу я свою дочь, узнаю ее, смогу обнять?.. — Не вмешивайся в мою жизнь, считай, что я умерла, у тебя больше нет дочери. Прощай. — подхватила сумку и пола к двери.

— Поля, зачем ты так? Прости меня! Прости, девочка! — она продолжала кричать и плакать. Оставив ключи в прихожей, я вышла из квартиры и закрыла за собой дверь.

*** ***

— Полина, езжай ты домой! Не приедет Герман в клуб. Он уже неделю тут точно не появлялся.

— Я никуда не поеду, пока с ним не поговорю. — настроена я была весьма решительно.

— Ты же видела, сколько раз я ему звонил, трубку он не берет! Не знаю, чем он так занят, но клуб ему нахрен не сдался. Не занимается он им!

— Костя, не прогоняй меня, идти мне все равно некуда. Когда-нибудь он все-таки появится, мне с ним поговорить нужно. Вопрос жизни и смерти.

— Фиг с тобой! Сиди у меня в кабинете! Есть хочешь?

— Хочу. — голова ужасно болела, вполне возможно от голода.

— Сейчас прикажу девчонкам что-нибудь тебе принести.

— Спасибо, Костя!

— Да не за что, упрямица. — управляющий вышел. Скинув обувь, я подняла ноги на диван, откинула голову на подлокотник и прикрыла глаза. Весь день провела на ногах, устала. Ездила к Герману домой, никто не вышел. Просидела, прождала, так никто и не появился. Как-то он заезжал за документами, а я в машине сидела, адрес запомнила.

Минут через двадцать вернулся Костя. Сам принес поднос с закусками.

— Ешь быстрей. — поставил он поднос на свой стол, отодвигая в сторону бумаги.

— Что случилось? — заметила, что он дергается.

— Герман перезвонил. Как ты и просила, я сказал, что ты его здесь дождешься и никуда не уйдешь, пока вы с ним не поговорите. — мое сердце убежало в пятки. — Едет сюда. Поля, он очень зол. Может, позже придешь с ним пообщаться?

— Нет. Сейчас.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍