Десятая невеста - Анна Корвин

хутора Большого. Он, правда, сгорел. От него через лес мимо ворожейкиной хаты, там увидишь большую скалу, за ней…

   - А покороче? – перебила я. – Мне надо на Вессирский путь.

   Мужик почесал в затылке.

   - Тогда туда, – и ткнул рукой куда-то влево. – Не пропусти поворот только у засохшего дуба.

   Я вытянула шею. Действительно, прежде я не разглядела, но вскоре за тем местом, где я оставила телегу, дорога раздваивалась: один путь вел сюда, к мосту, другой – вглубь леса.

   - Почему этот тогда молчит? – указала я на колобка, который сидел на тропинке с таким видом, будто он вообще не при делах.

   - Это путеводный что ль у тебя? – мужик прищурился. – А не знаю я, чего молчит. Ты с ним тут такая не первая. Лучше б своим умом соображали, чем приблудам доверять.

   Ответить на это было нечего. Я забрала колобка и направилась к телеге.

   - Ты только, это, – сказал мне вслед мужик, – осторожнее. Там…

   - Без тебя разберусь, - огрызнулась я.

   Легонько хлестнула сивку и была такова.

   Птички пели, листочки шелестели, солнышко блестело – лес продолжал делать вид, будто он самый безобидный лес в мире, и я понемногу успокоилась. Подумаешь, немного сверну с дороги – по моим расчетам, я должна была даже срезать путь и выехать на Вессирский путь немного раньше. Так, глядишь, я до Варенца доберусь прежде времени и ещё город успею посмотреть. Говорят, люди там ничего не делают, кроме как пьют вино, поют песни и катаются на чудных лодках. Вот бы поглядеть на такое место, где народ вообще не работает. А если бы у нас люди работать перестали и только знай себе пели и пили, что тогда? Я ударилась в размышления, попытавшись вообразить себе такое диво. Поля порастут сорняком, осколковские парни найдут себе наконец девок (потом, правда, тут же растеряют), зерно нам придется покупать в Чужедолье (а оно там хорошее вообще?), опять же, полотно тоже будем закупать, а шить кто тогда будет? Нет, если…

   - Кошелек или жизнь!

   Я вздрогнула. Сивку держал под уздцы дюжий бородач в черном, а вокруг ещё с десяток натянули луки. Я поразмыслила. На мне была кольчужка, топорик за поясом, драться я училась. Но, во-первых, одно дело учиться, а другое дело живому человеку череп размозжить. Кровищи ведь будет, противно. Во-вторых, я тут одна, а их вон столько. С одним я, может, и справилась бы, но больше чем с десятью…

   - Жизнь, - сказала я, и кошелек у меня тут же отобрали. Равно как и топорик, и кольчужку, и колобка, и телегу со всем добром. Меня же запихнули в клетку, где хранилась груда арбузов, и сообщили, что продадут в рабство в Зель-Хаттун. Там, сказал вожак разбойников, ценятся белолесские невольницы.

   - А вам откуда знать, что я из Белолесья? – вцепившись в прутья, крикнула я.

   - По одежде, милая. По покрою рубахи, по вышивке, - молвил сладкий голосок, и, обернувшись, я поняла, что в клетке не арбуз, а красавица.

   В заблуждение меня ввел прежде всего цвет платья, ибо оно было не то светло-зеленое в темно-зеленую полоску, не то, напротив, темно-зеленое в светлую. Затем, шары: два из них на руках – рукава то есть, и ещё один шар – пышная юбка. Талия же была перетянута так, будто вот-вот переломится, но красавица не только не переламывалась, а ещё и устроилась так вольготно, будто находилась в собственной опочивальне. Хорошенькая же она была, хоть картины пиши. Волосы золотые, точно пшеница, уложены завитушками и косичками, перевиты бусами и ленточками. Кроме того, у красавицы имелись маленькие славные ушки, громадные голубые глазищи с длиннющими мохнатыми ресницами, розовые щечки и премиленький ротик, который, будь я парнем, мне б сразу захотелось поцеловать.

   - Ты кто? – спросила я.

   - Я Барбара Прекраснейшая, королева Беллентарии, – ответила красавица своим медовым голоском. – А ты?

   - А я Малинка. Не королева.

   - Вижу, – рассеянно обронила королева Барбара, поправляя юбки. Получилось у нее необидно. Чего обижаться-то. По мне и правда видно, что никакая я не правительница.

   - Куда нас везут? – присаживаясь рядом, спросила я.

   - На невольничий рынок в Крапош. Хотят продать в рабство в Зель-Хаттун. Тебя, наверное, так продадут, а меня предложат самому султану. Я ведь королева, к тому же молодая и красивая. Он сможет хвастаться мной перед другими султанами.

   Она говорила так, будто всю жизнь мечтала попасть в невольницы. Я так об этом ей и сказала. Барбара подняла на меня глаза и безмятежно улыбнулась.

   - Не переживай. Нас спасут.

   - Кто? - спросила я и огляделась. Мы тряслись в клетке на колесах, влекомой гнедой клячей. За нами один из разбойников ехал на моей телеге. Остальные верхами: кто замыкая, кто впереди, но прежде всех подскакивал на кочках колобок. Как оказалось, бандиты были не чужды всему новому, и вожак быстро разобрался, как подавать команды. Теперь круглый указывал путь ему, предатель.

   - Как кто? - недоуменно уставилась на меня Барбара. - Рыцари!

   - Это ещё кто такие?

   Барбара объяснила: это такие облаченные в железо удальцы, которые странствуют по миру, творя добро, и обязательно выручают попавших в беду красавиц. А Барбара кто? Верно. Попавшая в беду красавица.

   Она излучала такую спокойную уверенность, что и я поневоле ею прониклась. Каждый миг мне казалось, что из-за следующего же куста выскочит молодец в стальной броне и поразит наших похитителей одним ударом. Но поворот сменялся поворотом, а рыцарей что-то было не видать.

   - Как же ты попала в плен? - спросила я, чтобы скоротать время.

   Ладно Малинка, глупая девка, которой, по уму, надо было не сворачивать с большака и не слушать ни Явора, ни незнакомого пьяного мужика. Но королева… Наверняка у нее была охрана и все такое.

   Светлоголовая вдохнула, поправила бантик и возвела очи, будто надеясь прочесть на небесах свои воспоминанья.

   - Я ездила в Медилан за платьями, - наконец доложила она. - Мнооооого купила!

   Ее глаза подернулись мечтательной дымкой.

   - Серое с серебром, зеленое с золотом, сумочку такую, знаешь, расшитую жемчугом. Потом ещё десять юбок из шелка, ещё парчовую накидку…