Древо Иуды - Арчибальд Кронин

Внезапно открылась дверь, и вернулась Мэри с чайным подносом в руках. Ее сопровождали дородная женщина, по виду страдающая водянкой, и высокий худой мужчина, лет двадцати шести, двадцати семи, очень благообразный, в темно-синем костюме и рубашке с высоким крахмальным воротничком.

— Вот теперь мы в полном сборе, — рассмеялась Мэри. — Тетушка Минни и, — она слегка покраснела, — мой жених, мистер Уолтер Стоддарт.

Пока она говорила, пришли ее отец с мальчиком Уилли, и, после того как пекарь пробормотал скороговоркой молитву, все уселись за стол.

— Мне тут рассказали, — с вежливой улыбкой обратился к Мори Стоддарт, в то время как Мэри разливала чай, а тетушка Минни с большим почтением обслужила Уолтера первым, положив ему холодной ветчины, — что с вами приключился довольно неприятный инцидент. Я сам в детстве пережил нечто подобное на дороге в Лусс. Когда же это было, позвольте? Ах да, в девятьсот девятом, тогда выдалось невероятно жаркое лето. Мне только-только исполнилось тринадцать, я быстро прибавлял в росте. В ту эпоху у меня был, естественно, педальный велосипед. Лопнула шина. К счастью, я отделался легкой ссадиной на левом локте, хотя вполне могла произойти трагедия. Передай мне еще сахару, Мэри, будь любезна. Ты же, кажется, знаешь, что я предпочитаю три кусочка.

— Ой, прости, Уолтер, дорогой.

Не только Стоддарт, очевидно, превозносил сам себя, но и все остальное семейство причисляло его к важным людям. Тетушка Минни, которая, похоже, была его главным обожателем, прошептала Мори с сиплой одышкой, что Уолтер — сын секретаря городского совета и занимает блестящее положение в бухгалтерском отделе газового департамента, а потому — завидная партия для Мэри, добавила она с многозначительным довольным кивком.

Ситуация заинтриговала Мори, провоцируя на шутку. Невыносимая манерность Уолтера, его высокомерие по отношению к Дугласам, напыщенная самоуверенность мелкого чинуши, даже привычка дергать длинной шеей при каждом глотке чая, совсем как страус, — все это сулило развлечение. Отдавая должное угощению на столе, Мори забавлялся тем, что поддакивал Стоддарту, слегка играя на его тщеславии, а сам не кичился перед семьей, держался с ними на равных и, не греша многословием, рассказывал интересные случаи из своей практики, когда подрабатывал в амбулатории при лечебнице. А вскоре последовала и награда — он явно поднялся в глазах Уолтера. Когда трапеза подошла к концу, Стоддарт вынул золотые часы, щелкнул крышечкой — в очередной раз продемонстрировав свою манерность, — и любезно адресовал Мори зубастую улыбку.

— Очень жаль, что приходится покидать вас так скоро. Я сопровождаю Мэри на церковное собрание. Если бы не это, я с удовольствием насладился бы вашей компанией. Однако у меня есть предложение. Я считаю, что вам в высшей степени не пристало переправлять свой мотоцикл в Уинтон без билета, sub rosa,[23]как говорится, о чем мне поведала Мэри. Это может подвергнуть вас всевозможным неприятностям и штрафам. В конце концов, Северобританские железные дороги составляли свои инструкции не для забавы! Ха-ха! Я предлагаю ют что. — Он обвел сидящих за столом радушной улыбкой. — Наш друг Мори достанет необходимую деталь в Уинтоне, вернется сюда в следующие выходные, починит машину и уедет на ней. Это, естественно, предоставит нам возможность снова с ним повидаться.

— Какая отличная идея! — просияла Мэри. — Ну почему мы сразу об этом не подумали?

— Мы, Мэри?.. — усомнился Уолтер, с важным видом пряча в карман часы. — Мне кажется, что я…

— О-о, ты умный парень, Уолтер. Прямо не знаю, что бы мы без тебя делали, — вмешался маленький пекарь, весело сверкнув глазами в сторону Мори; получалось, он был не такого уж высокого мнения о достоинствах Стоддарта. — Обязательно приезжайте. Мы все будем очень рады.

Все решилось, и когда Мэри поднялась, чтобы надеть шляпу и пальто, и, взяв Уолтера за предложенный им локоть, отправилась на церковное собрание, она улыбнулась Мори через плечо.

— Увидимся в следующую субботу, поэтому я не прощаюсь.

— Я тоже, — поклонился Уолтер. — Надеюсь продлить удовольствие нашего знакомства.

Через полчаса Мори ушел на станцию. Уилли, выслушавший больничные истории с горящими глазами, вызвался его проводить.

Мори занимал небольшую комнату под крышей многоэтажного дома в плотно застроенном районе возле доков. Здешние окрестности, отрезанные от города бывшей свалкой, считались по праву беднейшими во всем Уинтоне. Оборванные рахитичные дети играли на растрескавшейся, разрисованной мелками мостовой, пока их матери, в шалях и капорах, стояли и судачили перед дверьми лавок. На каждой улице была или пивная, или харчевня, где подавали жареную рыбу с картошкой, а когда спускался туман, то сквозь него зазывно сияли три медных шара над дверью ломбарда.[24]С реки доносились гудки буксиров, на ремонтных дворах без устали стучали молотки. Район, безусловно, не курортный, зато, если срезать через Блэрхилл до Элдонгрова, то оттуда рукой подать до университета и Западной лечебницы. Помимо всего прочего, жизнь здесь была дешевой.

То, что Мори поведал пекарю Дугласу о себе, было, в общем-то, правдой, хотя и не всей. Первые двенадцать лет его жизни, единственного ребенка у снисходительных родителей среднего класса, прошли нормально: не в роскоши, но без особых проблем, в комфорте. Затем отец, местный представитель Каледонской страховой компании, слег с гриппом, подхваченным, как тогда думали, во время его поквартирных обходов. Целую неделю жена выхаживала его, а ему становилось все хуже. Позвали специалиста, и диагноз сразу поменялся на брюшной тиф, однако она успела тоже заразиться. Через месяц Дэвид оказался у дальней родственницы, вдовствующей сводной сестры матери, — бремя, принятое неохотно, никому не нужное. Четыре года юный Мори, несомненно, страдал от заброшенности, вкушая горький хлеб, но в шестнадцать вступил в действие предусмотрительно оплаченный отцом страховой полис на образование. Деньги небольшие, их хватило только на плату за обучение и жалкое существование, но все-таки хватило, и с помощью одного учителя, который проникся к нему сочувствием, распознав в ученике необычные способности, Мори поступил на медицинский факультет Уинтонского университета.

Об этих немаловажных обстоятельствах Мори, из соображений выгоды или характерной привычки драматизировать собственные усилия, иногда забывал. С неизменной скромностью и обаянием, заставлявшими большинство людей с первой минуты знакомства испытывать к нему симпатию, было приятно и часто небесполезно намекнуть на пережитые затруднения, различные уловки и ухищрения, к которым он был вынужден прибегать, на унижения, что пришлось вытерпеть, — как, например, выбивать блох из отворотов брючин, пользоваться общественным туалетом на верхней площадке лестницы, самому стирать рубашку, есть жареную картошку прямо с жирной газеты, — при этом его поддерживала только героическая решимость выбиться в люди, достичь высот.