Девочка, приручившая Тьму - Иления Браво

быть где угодно. И брат Маламаламы тоже. С ним вообще всё было непонятно. Интересно, где ищут пропавших Фонарщиков?

Они шли мимо домов. Мимо пекарни родителей Анемоны. Штукатурка, ещё днём такая свежая и яркая, клочьями повисла на стенах, а цветы у входа, которые они купили всего пару дней назад, завяли. Плед, фонарь, освещавший эту часть города, не горел, укутанный, как всё в Фароле, толстым серым покрывалом. Анемона не понимала, что происходит. Она лишь крепче сжала руку Маламаламы и пошла дальше, не останавливаясь. Их шаги глухо разносились над булыжной мостовой и над лавочками Фаролы. Сапожная мастерская, аптека, цветочный магазин, библиотека. Всё изменилось. Всё было не таким, как при свете дня.

Город был пуст и мрачен. Закрытые ставни на окнах, заколоченные двери. Одинокий сухой лист катился по земле, подгоняемый ветром. Кое-где валялись книги, вылетевшие из библиотеки или из соседних домов. Анемона, нагнувшись, подобрала одну из них. И даже не сильно удивилась, увидев пустые белые страницы. Наверное, Хаос уничтожает слова, как всё на свете. «Может, он и воспоминания уничтожает?» – подумала девочка.

– Кажется, зря мы всё это затеяли, – пробормотал после долгого молчания Маламалама.

– Мне тоже не по себе, но Тьма пока не победила. Ты ведь Фонарщик! – попыталась подбодрить друга Анемона.

– Да… но против этого я бессилен, – тихо сказал Маламалама, тыча пальцем куда-то вверх позади Анемоны.

Девочка хотела было сказать, что он просто трус, но потом обернулась, чтобы посмотреть, что так напугало юного Фонарщика.

И увидела торнадо.

Торнадо из мрака и теней с когтями и клыками.

Глава 8. Бегом от торнадо

Торнадо набросился на них раньше, чем они успели позвать на помощь.

Анемона почувствовала, как оторвалась от земли и закружилась волчком. Тени будто срывали с неё одежду и уносили прочь мысли и воспоминания. В какой-то момент ей показалось, что у неё начались галлюцинации: она не могла ни рассуждать, ни соображать. В голове у неё была пустота. Она не слышала, как внизу, на земле, Маламалама кричал её имя. И не могла видеть, с какой силой юный и робкий Фонарщик подпрыгнул вверх, чтобы ухватить её за ногу и потянуть вниз, подальше от глаза торнадо.

– Тени хотят разделить нас! – сказал Маламалама. – Пойдём скорее, нам надо добраться до какого-нибудь дома и запереться в нём, как велел мэр города.

Они бросились бежать, и торнадо полетел за ними по пятам, чёрный, стремительный, неудержимый.

– Сюда! Давай сюда!

Они добежали до двухэтажного дома, и Анемона вздохнула с облегчением, узнав дом Пряных, фарольских кондитеров и больших друзей Анемоны и всей её семьи. Девочка никогда не видела их дом ночью. Днём он щеголял ярко-красным фасадом, окнами с жёлтыми и зелёными ставнями и смешным звонком в виде петуха. Анемона начала колотить в дверь и громко звать хозяев дома.

Ей никто не ответил.

– Почему они не открывают? – чуть не плача, сказала Анемона.

Пряные всегда были такими приветливыми. Угощали меренгами и леденцами её и Мину, когда они проходили мимо кондитерской. Почему сейчас они не хотели ей помочь?

– Может, боятся, а может, не слышат, – прокомментировал Фонарщик, кусая ногти. – Тьма наглухо закрыла окна и двери дома. Может, они не могут выйти. Что будем делать?

Анемона обернулась: торнадо не отставал. Ей совсем не хотелось снова нырять в тёмный переулок, но она решительно повернула за угол и двинулась по узкой улочке за домом Пряных.

Вскоре они неожиданно оказались перед высоким величественным зданием, которое ещё совсем недавно не зияло разбитыми окнами и щелями в вывороченных ступенях. Анемона не понимала, где они находятся. И лишь увидев статую основателя Фаролы в карете, запряжённой в пару лошадей, узнала в покалеченном здании городской театр.

Дверь была приоткрыта.

– Ты ведь не собираешься прятаться в этих руинах! – прокричал Фонарщик.

– А ты предпочитаешь остаться на улице? – резко ответила девочка и направилась к театру.

– А если они рухнут на нас?

В этот момент воздух разорвал страшный грохот. Анемона обернулась и увидела, как торнадо втягивал в себя ставни, занавески, окна и двери соседних домов.

Казалось, он хочет разворошить всю Фаролу, чтобы найти их.

– Бежим внутрь! – закричал Маламалама и замахал руками, поторапливая Анемону.

А она вдруг замедлила шаг. Казалось, она в первый раз за эту ночь могла рассуждать чётко и ясно. И чем больше она рассуждала, тем больше понимала, что она чего-то не понимала. Она была уверена, что Фонарщик что-то скрывает от неё.

– Я не пойду!

– Что?! Ты ведь сама говорила, что там мы будем в безопасности! Торнадо сейчас проглотит нас!

– Я с места не сдвинусь, пока ты не скажешь, что происходит, – сказала Анемона, скрестив на груди руки.

Шум торнадо становился всё сильнее. Жутко шипя, вихрь гулял по улицам Фаролы, опутывая их со всех сторон, как щупальцами. Анемоне было очень страшно, но она твёрдо решила стоять на своём, пока Маламалама не скажет ей правду.

Фонарщик смотрел на девочку, и его слабый Свет дрожал, как пламя спички на ветру.

– Понимаешь… – начал он, вглядываясь в торнадо, словно рассчитывая, сколько у него времени. – Понимаешь, мне кажется… что это мой брат… разбудил Тьму.

Глава 9. Признание в театре

– А теперь повтори, что ты сказал!

Девочка и Фонарщик укрылись в театре. Они закрыли дверь и забаррикадировали её стульями. Но они не знали, как долго она продержится. Им казалось, что за дверью театра огромный изголодавшийся зверь собирается с силами, чтобы наброситься на них. Маламалама молчал.

– Что значит – твой брат разбудил Тьму? – кричала Анемона.

Она была вне себя от злости. Маламалама предал её. Как он мог так долго скрывать от неё такое?! Фонарщик устало опустился на пол.

– Я не знаю, что произошло… но он… он с самого рождения был другим, не таким, как все… у него были чёрные волосы и…

– А волосы тут при чём?! У моего папы тоже чёрные волосы, и что теперь?

– Да нет… Ну, он был не такой, как я… Ему трудно было с другими Фонарщиками. У него не было друзей. Мама и папа всё время переживали из-за него, из-за того, что другие думают о нём и о нас… И потом, он вечно всё делал не так. Всё время заваривал какую-нибудь кашу. Всё время