Кровавая работа - Майкл Коннелли

На этом статья заканчивалась.

Некоторое время Терри разглядывал свой снимок, который газета поместила вместе со статьей. Снимок был сделан давно, и он часто использовал его во время работы в Бюро. Маккалеб смотрел прямо в объектив, и казалось, все ему по плечу.

Когда Киша Рассел появилась в больнице, чтобы сделать о нем материал, она пришла со своим фотографом. Но Терри категорически воспротивился делать новый снимок и попросил их напечатать старый. Он не желал, чтобы люди увидели, как он теперь выглядит.

Его не особенно волновало, что он сильно исхудал, потеряв чуть ли не десять килограммов веса — под одеждой это было не так уж заметно. Его выдавали глаза. Взгляд стал иным: он потерял прежнюю пронзительность и бесстрашие. И ни к чему, чтобы люди узнали об этом.

Маккалеб аккуратно сложил газетную вырезку и отложил в сторону. Постукивая кончиками пальцев по столу, он перелистывал кипы бумаг, пока не уткнулся взглядом в стальную булавку рядом с телефоном, которой скреплял разрозненные бумажки. Номер, нацарапанный карандашом Грасиэлой Риверс, значился на самом верхнем клочке.

Во времена работы агентом в Маккалебе кипела ярость по отношению к чудовищам в мужском обличье, на которых он вел охоту. Он первым видел кошмарные сцены их злодеяний и хотел, чтобы они сполна заплатили за воплощение своих дьявольских фантазий. Долг крови надо платить кровью. Вот почему следователи из Отдела по расследованию серийных убийств ФБР называли свою работу «кровавой». По-другому описать это было невозможно. Разумеется, такая работа оставляла глубокие следы на них, ела изнутри всякий раз, когда кто-то уходил от них.

И сейчас то, что случилось с Глорией Торрес, поедом ело Маккалеба. Он, Терри, был жив только потому, что носитель зла забрал ее жизнь. Детали убийства Маккалеб узнал от Грасиэлы Риверс. Глория умерла только потому, что оказалась на пути между стрелявшим и кассовым аппаратом с деньгами. Простая, глупая и одновременно чудовищная причина смерти. Теперь Маккалеб был в долгу перед той женщиной, которую застрелили, перед ее сыном, перед Грасиэлой и даже перед самим собой.

Терри снял телефонную трубку и набрал номер, нацарапанный на клочке бумаги. Было уже поздно, но он не хотел ждать, решив, что Грасиэла еще не спит. Трубку подняли после первого же гудка.

— Мисс Риверс?

— Да.

— Это Терри Маккалеб. Вы приходили ко мне…

— Да.

— Я, видимо, звоню не в очень подходящее время? — спросил он, скрывая свою неловкость.

— Нет, все нормально.

— Ну, я хотел сказать вам, что я думал о том, что вы мне рассказали. Я ведь обещал перезвонить, неважно, к какому решению приду.

— Да, — повторила она.

Но в тоне, каким Грасиэла произнесла это слово, Терри послышалась нота слабой надежды. Это было трогательно.

— В общем, вот что я надумал. Мои, как бы точнее выразиться, профессиональные навыки не совсем годятся для вашего случая. Из вашего рассказа я понял, что имело место непреднамеренное убийство на почве ограбления. Понимаете, это несколько отличается от дел с серийными убийцами, которые мне в основном приходилось вести в Бюро, — почти скороговоркой выпалил Маккалеб.

— Я понимаю, — вздохнула Грасиэла. Надежда в голосе таяла.

— Боюсь, вы неправильно меня поняли. Я не хочу сказать, что не собираюсь… В общем, что меня это не заинтересовало. Я звоню, потому что собираюсь завтра сам поехать в полицию и выяснить все на месте. Только…

— Спасибо.

— Только я не уверен, что моя поездка будет успешной. Вот о чем я пытаюсь вам сказать. Я не хочу, чтобы вы понапрасну надеялись, понимаете? Очень часто… Я не знаю, как лучше выразиться.

— Я все понимаю, не волнуйтесь. Спасибо вам, что вы хотите помочь. Никто даже…

— Я собираюсь посмотреть, как велось дело, — оборвал он девушку, не желая выслушивать ее бесконечные «спасибо». — Кроме того, я не уверен, насколько лояльны окажутся тамошние полицейские, но постараюсь сделать все, что смогу. Это самое малое, что я могу сделать для вашей сестры. Постараться.

Грасиэла ничего не сказала. Маккалеб попросил дать ему дополнительную информацию о Глории Торрес, а также назвать имена следователей, которые вели дело. Они поговорили минут десять, Маккалеб записал к себе в блокнот все, что рассказала девушка, и в трубке воцарилось короткое неловкое молчание.

— Что ж, — сказал он наконец, — наверно, это все. Я позвоню, как только выясню что-то новое или если у меня возникнут новые вопросы.

— Еще раз спасибо, — сказала Грасиэла.

— У меня такое чувство, что это я должен благодарить вас. Я буду рад, если у меня получится. Надеюсь, я действительно смогу помочь.

— Конечно, сможете. В вашей груди бьется ее сердце. Оно и будет вас вести.

— Да, наверное, — пробормотал Терри в некотором смущении, не совсем улавливая подтекст. Было странно и то, что он ей не возражает. — Я позвоню вам, — повторил он и положил трубку.

Интересно, что она имела в виду, снова подумал он. Потом Терри снова развернул вырезку из газеты и долго смотрел на свой портрет.

Потом он снова сложил статью и спрятал под кипой бумаг на письменном столе. Затем бросил взгляд на фотографию девушки со скобками на зубах, утвердительно кивнул головой и выключил свет.

Во время работы в ФБР Маккалеб часто слышал, как его коллеги-агенты называли эту часть работы «танго с препятствиями». Дело в том, что с полицейскими на местах следовало вести себя весьма деликатно. Как говорится, ни одна порядочная дворняга не позволит чужаку мочиться на своем дворе. Только по особому разрешению.

Что касается полицейских, ни одного из тех, кто имел дело с убийствами, нельзя было обвинить в отсутствии здорового самолюбия. В противном случае они бы работали по другой части. Для того чтобы работать в отделе убийств, надо четко отдавать себе отчет, что ты на своем месте, и всегда четко осознавать, что ты умнее, сильнее, хитрее, подлее и выдержаннее, чем твой враг. Ты должен быть абсолютно уверен, что победишь. И если у тебя появляются сомнения на этот счет, тебе надо уходить — можешь заниматься расследованием грабежей, патрулировать улицы, что угодно.

Но проблема заключалась в том, что у некоторых ребят, работавших по убийствам, самолюбие было непомерно раздуто. Настолько, что они начинали путать своих истинных врагов с теми, кто так или иначе намеревался помочь им, — с коллегами по расследованию, и в особенности с профессионалами из ФБР. Разумеется, ни один следователь по делу об убийстве и слышать не хотел о том, что кто-нибудь из коллег — особенно федерал из Квонтико — может помочь и вообще справиться с этим лучше, чем он. По опыту Маккалебу было хорошо известно, что если коп бросал работу над делом и засовывал его в стол, то он подсознательно не желал терпеть поражение от кого бы то ни было в случае удачного исхода дела. Во время работы в ФБР Маккалеба почти никогда не приглашали принять участие в работе над «чужим» расследованием, и еще реже его вызывал ведущий дело следователь для консультации. Как правило, это была идея начальника, которого мало волновала такая чепуха, как задетое самолюбие. Начальник хотел, чтобы повышалась раскрываемость и тем самым улучшались статистические отчеты. Так что, когда звонили в Бюро и просили Маккалеба подъехать, это означало, что «танго» с ведущим дело следователем началось. Иногда это был вполне приятный танец понимающих друг друга партнеров. Но гораздо чаще танго оказывалось «с препятствиями», когда танцоры наступают друг другу на ноги, самолюбия страдают и летят искры. Не раз Маккалеб подозревал, что следователь намеренно скрывает от него информацию и потирает руки у него за спиной, если ему не удается продвинуться в деле, подозреваемый так и не найден и дело по-прежнему остается нераскрытым. Весь этот мелочный фарс и назывался «защита своей территории». Зачастую о жертве убийства и ее несчастной семье вообще забывали. Они оставались на десерт. А порой и вовсе выбывали из игры.