Полигон - Михаил Атаманов

– Сам пойдёшь? – сухо спросила Лиза.

Я утвердительно кивнул, продолжая рассматривать карту и подходы к месту встречи. У меня не было никаких причин доверять «кимринским». Если бы не нытьё одноногого капитана, ни за что бы не пошёл на эти переговоры.

– Лиза, вызови прямо сюда Кристи и Бестию. Марго, подойди к карте. Завтра с утра ты с девушками вместе с Константином Ивановичем и его людьми поедешь на грузовике в Головино, это вот здесь. В посёлке вам нужно будет находиться всё время начеку, оружие не убирать, там могут ещё оставаться собаки-людоеды. Ваша задача – загрузить машину трофеями. Что именно брать, решайте сами, но цель номер один – изловить живущего там петуха. Эта хитрющая птица прячется где-то между постройками.

Подошли Бестия и Кристи. Я отпустил Маргариту ужинать и отдыхать, после чего закрыл герметичную звуконепроницаемую дверь в свой кабинет и с девушками-офицерами начал обсуждение завтрашнего трудного дня. Когда совещание закончилось, и руководители групп ушли, Лиза тяжело вздохнула:

– Виктор, ты очень изменился с того момента, как мы в первый раз увиделись.

– Надеюсь, в лучшую сторону? – попытался я свести разговор в шутку.

– Я не знаю, в лучшую или худшую, но ты стал совсем другим: властным, расчётливым, хитрым, временами жестоким. В тебе умер тот весёлый парень, который беззаботно прожигал время на дискотеках, гулянках и свиданиях с бесчисленными подругами. Ты стал вожаком – молодым и полным сил, но скорее злым, чем добрым. Увидь я тебя таким в день нашей первой встречи, я бы не доверила тебе судьбы своих девушек.

Я удивлённо посмотрел на лидера девушек. Мы долгое время смотрели друг другу глаза в глаза, но Лиза первой отвела взгляд в сторону. С нажимом в голосе я поинтересовался:

– Елизавета, а ты не думала, что единственный шанс выжить в изменившемся и ставшим в одночасье жестоким мире – самому меняться и становиться жестоким?

Лиза не ответила. Она молча скинула с коленей ластящуюся кошку Соньку, убрала со стола карту и стала расставлять посуду для ужина. Однако я понял, что не переубедил свою подругу, и Лиза осталась при своём мнении. Поэтому привёл свежий пример:

– Сегодня в Головино мы оказались на волосок от смерти и выжили лишь потому, что шестеро из семи членов отряда были вооружены и неплохо умели стрелять. А если бы я тогда поддался на жалобы девушек и позволил им отлынивать от изнурительных занятий у Сильвера? Что случилось бы, если бы не только Настя Молчанова, но ещё двое-трое девушек оказались сегодня безоружными? Я тебе отвечу – лежали бы наши обглоданные кости на пыльной улице, а ты бы никогда и не узнала, что же с нами произошло. Ты стала бы новым руководителем Полигона, и через день-два направила бы вторую группу с заданием искать нас. И та группа тоже бы погибла… Поганый вариант вырисовывается. Но только я вот не прогнулся, несмотря на все жалобы обитателей Полигона, на их слёзы и мольбы. Да, обитатели считали меня самодуром и деспотом, но вынуждены были учиться и тренироваться. Эх, видела бы ты своих подруг сегодня, меня просто гордость взяла за таких спутниц! Они стояли спина к спине, ни одна не струсила при виде атакующих волков-людоедов, ни одна не бросила оружие и не убежала. Мы стояли насмерть и убивали сегодня, и только поэтому мы выжили.

– Озверевшие от голода собаки – это одно. Но такие же, как мы с тобой, люди – это совсем другое, – не согласилась Лиза, усаживаясь вместе со мной ужинать за стол.

В свою жилую комнату, являвшуюся одновременно и рабочим кабинетом, без спроса я позволял заходить только Лизе Святовой. Она единственная знала шестизначный код от массивной входной двери, только она могла в любое время суток прийти ко мне за советом или просто поговорить. Лиза этим правом беззастенчиво пользовалась, но я всегда был рад её обществу – лидер девушек оставалась одной из очень и очень немногих, кого я без колебаний мог назвать своим другом. Остальные обитатели Полигона постепенно дистанцировались и считали меня прежде всего начальником, руководителем, лидером, а уж только потом кем-то другим.

Обстановка в моей комнате была спартанская – стол, стулья, шкаф и железная кровать в дальнем от вентиляционной решётки углу. Первое, на что обращал внимание любой входящий в кабинет посетитель – громадная политическая карта мира на всю стену с уже несуществующими странами. В центре комнаты стояли шесть стульев вокруг большого овального многофункционального стола – это и место совещаний с руководителями групп, и место горячих философских дискуссий о будущем Полигона, и как сейчас просто обеденный стол.

Большая яркая лампа над столом. Вешалка для верхней одежды у входа. Небольшая тумбочка с личными вещами в углу. Вот, пожалуй, и вся обстановка в кабинете руководителя Полигона. Днём часто дверь в комнату оставалась открытой, так что любой спустившийся на третий подземный уровень мог своими глазами увидеть всю обстановку.

Правда, имелась одна вещь, которую нельзя было разглядеть из коридора, и даже вошедшему она не сразу бросалась в глаза. Это была маленькая треугольная полочка в углу с горящим крохотным огоньком маленькой лампадки. Рядом на стене в свете огонька виднелась небольшая слегка помятая фотография – три десятка маленьких девочек семи-восьми лет в школьной форме интерната вместе со своей учительницей. За прошедшие годы почти половину девушек с фотографии удочерили приёмные родители, и поэтому я их не встретил в том разбитом автобусе. Некоторые девчонки, наоборот, попали в интернат позже, и потому их не оказалось на этой старой фотографии. Но некоторых девушек и сейчас можно было легко узнать – Иванову Лену, например, или Свету Камышеву. Галя Громова стояла третьей слева во втором ряду.

Эту фотографию мне подарила Настя Иванова, прихватившая её из интерната вместе со своими личными вещами. Случилось это на третий день пребывания на Полигоне, когда нам удалось-таки вскрыть заваренную входную дверь в подземный бункер. Мы тогда с группой девушек шли вниз в темноту, освещая фонарями дорогу и исследуя незнакомые коридоры и лестницы. И именно в тот момент Настя вдруг заметила в свете фонаря, что виски у меня поседели. Я тогда даже не поверил, но остальные девчонки тут же подтвердили слова одноклассницы. Всё веселье и разговоры тогда разом прекратились, дальше все шли в полной тишине. А затем, когда мы поднялись на поверхность, Настя сразу же подарила мне эту фотографию – единственное сохранившееся изображение Гали Громовой. Сейчас эта старая фотография стала для меня самой ценной реликвией на планете. Я сам ежедневно доливал в лампадку керосин, заменявший давно закончившееся масло. Три месяца я поддерживал постоянное горение огонька пламени, освещавшего лицо любимой девушки.

После прошедшего в полном молчании ужина я поблагодарил Лизу за компанию и первым делом долил ещё керосина в лампадку. Лиза молча собрала грязные тарелки в корзинку, взяла свои костыли, подхватила грязную посуду и направилась к выходу. Кошка моментально спрыгнула со стула и последовала за хозяйкой. Гипс у Лизы давно сняли, однако наступать на больную ногу Лиза до сих пор не могла, а потому пользовалась костылями. Все чётко знали, что помогать ей ни в коем случае нельзя – Лиза серьёзно обижалась, если в бытовых мелочах ей намекали на неполноценность из-за подволакиваемой ноги. Я попрощался со своей подругой и пожелал ей спокойной ночи. Уже в дверях девушка остановилась и с горькой улыбкой сказала: