Бермудский артефакт - Вячеслав Денисов

Любая мысль его появлялась и тут же, встревоженная внешними помехами, растворялась в ночи. В лесу слышались свисты, стук – словно дятел колотил по стволу, но на берег никто не выходил. Свет словно оттеснял все намерения, исходящие от джунглей. Напуганные двумя сутками пребывания на острове, пассажиры третьего катера жались к огню и водили вокруг себя взглядами, очень напоминающими взгляды бродячих, вечно битых собак. Левша знал, чего они ждут – появления тех, кто уже расправился с двумя из них…

Как это часто бывает в минуты изоляции от цивилизации, он испытывал непреодолимое желание увидеть «своих» – Дженни, Питера, чудаковатого Франческо и даже Гламура. Они стали ему «своими» за двое суток. Этих он знает почти сутки, но они отчего-то своими не становятся. Этот тридцатипятилетний поц с полным ревизии взглядом со странным прозвищем Лис – он и впрямь был похож на Лиса. Глазки его бегали понизу, не поднимаясь, но он все видел и, Левше казалось, ими даже все слышал. Хамоватый Артур – без комментариев… Посему, думал Левша, главное в определении своих и посторонних – это первый контакт. Все здесь, на берегу, очень хотят остаться людьми. И не замечают, что ведут себя как животные. Человек из другого прайда при стечении определенных обстоятельств – уже не свой, он – чужак. И в этой логике просматривается что-то, очень похожее на взаимоотношения стай.

Вчера Макаров спросил, не чувствует ли Левша какого греха за собой. Вины, искупить которую невозможно. За которую можно только быть наказанным. Очень странный вопрос. Макаров что-то знает или о чем-то догадывается…

Левша окинул взглядом сидящую на стволе девушку. Она смотрела на него. Боже, как она похожа на Мари… Тот же пристальный взгляд, роскошные волосы – те же, идеально вычерченные рукой господа губы со слегка приподнятыми уголками, придающие ей смешливый вид…

Он с трудом оторвал от девушки взгляд.

Проволока…

Какая проволока? Что имел в виду Макаров? Быть может, это не проволока вовсе, просто в какой-то момент она Макарову привиделась?

«Но тогда нужно признать, что и мне привиделось кое-что, – подумал он. – Блик оптики на скале. Он был, и отмахнуться от этого факта нельзя. А мог ли это быть луч света, отраженный от расколовшегося и отполированного ветром гранита?..»

Левша почувствовал, как нарастает головная боль. Одни вопросы…

Он ощутил жгучее, давно не приходившее к нему желание причинить другому боль. Сейчас это чувство было направлено почему-то в сторону помощника капитана «Кассандры». Фраер просто не представляет, что его ждет, когда корабль за ними вернется. Потом настанет очередь капитана-призрака, потом представителя турфирмы. Негра-бармена, штурмана, боцмана… Приятно вот так сидеть, привалившись спиной к дереву, и мечтать о том, как вся эта свора будет корчиться и просить Левшу остановиться…

Он не был жестоким человеком. Левша не любил кровь. И не было еще случая, чтобы он не тянул во время разговора время до неприличия, желая избежать физического контакта. Но когда все средства были исчерпаны, с решением он не задерживался.

Девушка осторожно, чтобы не соскользнуть, поднялась и выпрямилась. Сейчас она очень была похожа на девочку, стоящую на шаре – та же неуверенная разводка рук, чуть согнутые в коленях ноги… Левша видел эту картину или в музее, или по телевизору. Мари любила смотреть и то, и другое…

Он не хотел, чтобы она направилась к нему, ступив на берег. Но вышло именно так, как он не хотел.

Медленно переступая, словно не имея цели, она прошла тридцать метров, что их разделяли, и опустилась на песок в трех шагах от Левши.

– Я пришла извиниться.

Это было единственное, чем она не напоминала ему Мари – голос. Чуть грубоватый, он хотя и не портил общего впечатления, но голос Мари все-таки был приятнее. Не потому ли, что она говорила на французском, а эта девушка – на русском?

– Как вас зовут? – не дождавшись ответа, спросила она.

– Левша.

– Левша? Это прозвище такое? Чудно. Хорошо, я буду называть вас Левшой.

– Откуда вы?

Девушка обрадовалась. Он ей ответил. И это было первый раз, когда в голосе этого человека не слышалось сарказма.

– Из центра России.

– Что это значит? – Левша открыл глаза и повернул к девушке голову.

– Я живу в Новосибирске. Там, в географическом центре России, установлена часовня. Изредка, когда бывает время, я захожу в нее и чувствую себя центром страны. Это ощущение особенно приятно, когда в часовне я одна. Это означает, что центр страны – это я.

– Видимо, это должно придавать силы.

– Несомненно. Сейчас мне очень хотелось бы их найти. Меня зовут Катей.

Не открывая глаз и не поворачивая головы, Левша освободил руку от автомата и протянул ей ладонь. И дрогнул, когда почувствовал в ней Катины пальцы. Горячие, они заставили его открыть глаза. Эту волну тепла, накатывающую на него и оглушающую, он не чувствовал уже больше месяца. Ему показалось, что к нему прикоснулась Мари…

Москва, июль 2009-го…

Поднявшись на крышу, он сбросил с плеча моток веревки. Солнце стояло в зените, освещая Левшу, как лампа освещает засохшую крошку хлеба на столе. Поморщившись, он повел плечами. Майка с трудом отлипла от тела. Смотреть с вновь построенного «Дома Мазинга» на Москву – одно удовольствие. Никаких побочных эффектов. Ничего не видно, все вокруг заставлено, как в квартире антиквара. Другое дело – любоваться видами с «Кутузова»: огромная, бесконечная Москва, заставленная, как фишки домино перед началом развала общей композиции. Здесь же Левша понимал себя прыщом на колене. Наклонившись, он посмотрел вниз. Кажется, никто его семиминутным восхождением не заинтересовался. А если и был он замечен из окон стоящих рядом с гордостью нуворишей строений, вряд ли кто позвонил куда следует. Воры по стенам средь бела дня не лазят.

На голове его по-прежнему была каска, которую он и снял с удовольствием. Волосы средней длины тотчас упали на лоб и прилипли, выдавая в Левше человека, внимательно относящегося к собственной внешности. Слишком роскошная прическа для обычного домушника. Проведя ладонями, он завел волосы назад.

Впервые в жизни он не чувствовал удовлетворения от восхождения. Год назад Левша забрался на «Бурж Аль Араб», после чего тридцать суток отсидел в тюрьме и был интернирован на родину без права возвращения в Эмираты под честное слово консула. Полгода назад взобрался на «Си-Эн Тауэр» в Торонто. Левша отсидел в тюрьмах двадцати двух стран, и самой отвратительной ему показалась крытка в Таиланде. Роящиеся в камерах педерасты почти убедили его в том, что кого бы гонконгские власти ни завели за решетку, он непременно окажется гомосексуалистом. Кто-то предлагал свою задницу, кто-то интересовался его задницей – все разговоры и события в тюрьме сводились именно к этому. И Левша уже не раз подумал о том, что с равным успехом, но с более благоприятными последствиями он мог штурмовать не «Байок Скай Отель» в Бангкоке, а Международный финансовый центр в Гонконге в четыреста метров. Высота та же, даже, пожалуй, чуть выше, да тюрьмы там – что дома отдыха в России.