Детективное агентство Дирка Джентли - Дуглас Адамс

На Сару это подействовало незамедлительно. К тому времени ее и так уже успели разочаровать, теперь же она совсем приуныла. Девочка закусила губу и вжалась в спинку стула, чувствуя себя маленькой и глупой. Отец бросил на нее суровый взгляд и опять извинился за ее поведение.

– Что ж, Букстехуде так Букстехуде, – торопливо произнес он. – Да, старый добрый Букстехуде. Посмотрим, что можно сделать. Скажите…

– Юная леди! – прервал его охрипший от удивления голос. – Оказывается, вы всесильный маг и волшебница!

Все уставились на профессора, этого старого шута. Он держал в руках вазу и с безумным восхищением смотрел на нее, затем медленно перевел оценивающий взгляд на девочку, будто впервые увидел перед собой достойного соперника.

– Я преклоняюсь перед вами, – прошептал он. – И пусть я недостоин обратиться к столь могущественной колдунье, позвольте поздравить вас с прекрасным исполнением магического трюка, очевидцем которого я имею честь быть.

Девочка вытаращила на него глаза.

– Позвольте мне продемонстрировать этим людям свершенное вами чудо, – с серьезным видом попросил он.

Она нерешительно кивнула, и профессор с размаху ударил столь ценную для нее, но принесшую горькое разочарование вазу о стол.

Сосуд раскололся на две неровные части, на скатерть обсыпались куски ссохшейся глины. Одна часть вазы упала на стол, вторая осталась стоять.

Сарины глаза округлились при виде притулившейся среди осколков, грязной, но все же вполне узнаваемой солонки.

– Старый дурак, – пробурчал Коули.

Когда рокот осуждения и недовольства столь дешевым трюком стих – ничуть, правда, не уменьшив благоговейного блеска в глазах Сары, – профессор повернулся к Ричарду и будто бы между прочим спросил:

– Помните, в колледже вы дружили с одним парнем. Давно вы его видели? Ну, у него еще было странное имя, восточноевропейское. Вроде Свлад… Свлад Чьелли. Помните его?

Ричард какое-то время смотрел на него непонимающим взглядом.

– Свлад? – переспросил он. – А, вы хотите сказать, Дирк. Дирк Чьелли. Нет. Мы с ним не поддерживаем отношения. Пару раз я встречал его на улице, вот и все. По-моему, он то и дело меняет себе имена. Почему вы о нем спрашиваете?

Высоко на скале электрический монах продолжал сидеть верхом на терпеливой и безропотной лошади, начинающей все же потихоньку выходить из себя. Из-под капюшона холщовой сутаны монах немигающим взглядом взирал на долину. С долиной у него снова возникла проблема, на этот раз совершенно иного, незнакомого монаху свойства: у него вдруг появились жуткие сомнения.

Сомнения никогда не терзали его долго, но если это все же случалось, они основательно вгрызались в его корневой каталог.

День был жарким; солнце, замерев в подернутом дымкой небе, выжигало серые камни и чахлую, иссохшую траву. Ничто не шевелилось, даже монах. Внезапно в его мозгу что-то зашипело, будто в буферный накопитель попали ошибочные данные.

В монахе пробуждалась новая вера – сперва судорожно, рывками, затем, вспыхнув огромным белым пламенем, она заглушила все предыдущие стойкие убеждения, в том числе и в розовой окраске долины. Он вдруг уверовал, что где-то внизу, примерно в миле от него, вскоре откроется таинственная дверь в неизвестный далекий мир. Дверь, через которую он сможет туда попасть. Удивительно.

И как это ни странно, на этот раз он оказался абсолютно прав.

Лошадь что-то почувствовала, насторожилась и слегка мотнула головой. Столь долгое созерцание каменных глыб едва не ввело ее в транс; она уже и сама была готова поверить, что камни – розовые. Она мотнула головой еще раз, несколько энергичнее.

Монах слегка натянул поводья, ткнул каблуками в бока, лошадь тронулась и стала спускаться. Путь был нелегок. Под ногами, шурша, съезжали вниз коричневые и серые сланцы, кое-где торчали с трудом зацепившиеся корнями за землю бурые и зеленые растения. Разноцветье ничуть не смущало монаха. Теперь он стал старше, мудрее и выбросил глупости из головы. Розовые долины, двуполые столы – все это просто необходимо пройти на пути к истинному просветлению.

Солнце палило нещадно. Монах утер с лица пот и грязь и остановил лошадь, чтобы приникнуть к ее шее и немного передохнуть. Сквозь мерцающее марево он сосредоточенно смотрел вниз, на огромный каменный выступ посреди долины. Монах надеялся – или скорее страстно верил всем своим существом, – что там, за тем выступом, его ждет дверь. Он попробовал всмотреться еще пристальнее, но мешало колыхание раскаленного воздуха.

Монах выпрямился в седле и уже собрался подстегнуть лошадь, как вдруг ему попалось на глаза нечто странное.

На плоской поверхности скалы неподалеку от него – на самом деле так близко, что непонятно, как он раньше этого не заметил, – красовался большой рисунок. Выполнен он был довольно топорно, однако в то же время не без некоторого изящества, и казался очень старым, возможно, даже древним. Краска уже давно выцвела, местами облупилась и пошла пятнами – издали не разглядеть, что именно представлял рисунок. Монах подъехал чуть ближе: похоже на сцену охоты первобытных людей.

Лиловые создания с массой конечностей, по-видимому, были охотниками. С грубыми копьями в руках они неотступно преследовали огромную рогатую тварь в панцире, которую, судя по всему, уже успели ранить. Потускневшие краски почти исчезли. Хорошо просматривались только зубы охотников – они сияли так, словно их белизну не под силу стереть многим тысячам лет. И вообще они заставили монаха вспомнить о собственных зубах и устыдиться, хотя почистил он их не далее как сегодня утром.

Монах и раньше видел подобные рисунки, но только на картинках и по телевизору. Как правило, их находили в пещерах – там они были неподвластны разрушительному действию природы, иначе давно пропали бы.

Он осмотрелся вокруг и обнаружил, что хоть скала и находится не в пещере, рисунок все же худо-бедно защищен от ветра и дождя огромными выступами сверху и по бокам. Впрочем, все равно странно, что он продержался так долго. И еще более странно, что его до сих пор никто не обнаружил. Все пещерные изображения такого рода достаточно известны и всем давно знакомы, однако этот образец наскальной живописи монах встретил впервые.

А вдруг ему посчастливилось сделать великое историческое открытие? Если он вернется в город и расскажет о нем, его встретят с распростертыми объятиями, установят новую материнскую плату и позволят верить… верить… во что? Он замер, зажмурился и тряхнул головой, чтобы устранить очередную системную ошибку.

Все это глупости.

Он верит в существование двери. Ему нужно ее найти. Дверь – это путь в… в…

Дверь – это Путь.

Вот так.

Если нечем крыть, выйти из положения всегда помогут заглавные буквы.

Монах бесцеремонно дернул поводья и продолжил спуск, оказавшийся еще более сложным, чем раньше. Когда через несколько минут они достигли ложа долины, он вдруг немного растерялся: на спекшейся бурой земле действительно лежал бледный розовато-коричневый слой пыли, особенно заметный по берегам вялотекущего ручейка, в который палящее солнце превратило бурную реку. Монах спешился, потрогал пыль, пропустил ее сквозь пальцы. Пыль приятно щекотала ладонь, была очень тонкой и по цвету почти такой же, как его кожа… может, чуточку бледнее.