Последний человек на Луне - Юджин Сернан

В моей семье не было ни адмиралов, ни генералов, чтобы направить мои стопы к военной карьере. Правда, в далеком 1853 году мой дед со стороны матери пошел служить по призыву в австрийскую армию, а несколько родственников носили форму в дни Второй мировой войны. Отец оказался слишком молод для Первой мировой и слишком стар для Второй, так что солдатская судьба не имела почти никакого влияния на меня, когда я был ребенком.

В 1941 году, когда Перл-Харбор подвергся атаке и США вступили во Вторую мировую войну, мне было всего семь лет, и я ходил во второй класс начальной школы Рузвельта. Война означала новую работу для обоих родителей. Папа трудился на фирме American Can Company, и, когда она открыла базу для подготовки торпед для флота, он перешел в новое подразделение на график с «рваными» сменами. Мама устроилась в компанию Jefferson Electric в Беллвуде. Каждый день она сидела на табуретке перед большим станком и аккуратно вытягивала своими изящными пальцами тонкие нити проводов, а затем плотно наматывала их на керамический сердечник, чтобы получился трансформатор. В конце дня ее толстые перчатки и кожа под ними выглядели так, будто их порезали острыми ножами.

Меня постоянно звали помочь отцу в его большом саду и в гараже, где он учил меня, как работают машины, как сажать помидоры и как собирать те или иные конструкции. Он мог всё – от ремонта туалета до переборки двигателя. Если папа брал в руки молоток, то и Джин брал в руки молоток, и от меня всегда хотели, чтобы я сделал как можно лучше то, за что взялся. Если я сгибал гвоздь, неаккуратно вгоняя его в доску, папа требовал, чтобы я его вытащил, выпрямил и забил этот же самый гвоздь, но уже правильно. Если ты намерен что-то сделать, настаивал он, то сделай как следует или не берись вообще.

Военные годы заронили в меня семена важной идеи. Наше семейство отправилось, как мы это часто делали, в один из ближайших пригородов в кино. Я обнаружил, что с интересом смотрю киножурнал Movietone, черно-белое полотно мировых событий, не сильно отличающееся от современных новостных программ по телевидению. Меня поразили репортажи с войны на Тихом океане о боях за такие волнующие места, как острова Уэйк, Мидуэй и Гуадалканал. Смелые пилоты ВМС США вылетали атаковать врага, прокладывая выстрелами путь к победе, а затем возвращались к качающемуся на волнах авианосцу. Быстроходные «хеллкэты» и «корсары»[13] с чаячьим крылом клевали носом, когда зацепляли хвостовым крюком за посадочный трос на огромной плоской палубе. Вот это было здорово! Я упирался ногами в кресло впереди и тянул за воображаемые рычаги управления, пробивая себе путь к успешной посадке вместе с пилотом на экране, и в этот момент меня осенило: «Вот чем я хочу заниматься!»

В 1945 году, когда закончилась война, мне было 11 лет, и жизнь в окрестностях Чикаго вернулась в состояние нормального хаоса. С улучшением экономической ситуации доходы нашей семьи достигли такой величины, что мы переселились в небольшой двухэтажный дом по адресу Маршалл-Стрит, 939, в Беллвуде, который стал нашим гнездом на много лет. Это здание в георгианском стиле ценой в 6500 долларов имело площадь не более 75 м², не считая подвала, и в нем была всего одна ванная. Мы с Ди разделили комнату наверху и впервые нам не приходилось спать в одной постели. С самого моего детства и до момента, когда она вышла замуж, а я уехал учиться, ни у нее, ни у меня не было собственной комнаты. Позднее мне не составляло труда лежать в скрюченной позе в маленьком космическом корабле: по крайней мере, остальные астронавты не загромождали территорию туалетным столиком, уставленным экзотическими кремами, средством для полировки ногтей и тюбиками с краской для бровей и губной помадой, с оборочками и с большим круглым зеркалом.

Поскольку мне не довелось спасать мир в борьбе за демократию, я открыл для себя спорт. За никелевую монетку я поднимался на лифте на Ригли-Филд и смотрел, как играют Chicago Cubs. В 1945 году они выиграли вымпел Национальной лиги, и со следующего года я стал болеть за победителя – так горячо, что и сейчас могу назвать стартовый состав 1946 года, и до сих пор каждый год мое сердце болит, когда Chicago Cubs вылетают из кубка, так и не получив с тех пор заветного трофея[14]. На улицах и на пустых стоянках я начал играть в американский футбол, баскетбол и бейсбол и обнаружил в себе хорошие спортивные задатки. Впрочем, мне пришлось поработать над ними, потому что вокруг было так много других парней с еще большими талантами.

14 октября 1947 года молодой и горячий летчик-испытатель по имени Чак Йегер, пролетая вдали над плоской калифорнийской пустыней, первым преодолел звуковой барьер. Тем временем в Техасе Вернер фон Браун готовил программу международных научных исследований в космосе под названием Space Flight. Оба события оказали влияние на мою жизнь: достижение Йегера открыло новую эру для реактивных самолетов, а работа фон Брауна определила план исследования и освоения космоса. Со временем я познакомился с ними обоими.

Выпускные работы за седьмой и восьмой класс я сдал в школе Мак-Кинли в Беллвуде и в 1948 г. перешел в среднюю школу Провизо в соседнем пригороде Мейвуд – неуклюжий пацан, который по настоянию матери играл в ансамбле на кларнете. Два года я играл в американский футбол в младшей команде, а с матчей школьной сборной сбегал после первого тайма, переодевшись в концертный костюм.

Папа интересовался главным образом моей итоговой ведомостью. Он мечтал, чтобы сын продолжил учебу в лучшей инженерной школе страны. Ею считался Массачусетский технологический институт, но это было неподъемно с точки зрения финансов, и тогда папа указал мне на Университет Пёрдью в соседней Индиане как на вполне приличную замену.

К этому времени, играя в организованных школьных командах, я также обнаружил, что существуют девушки. Это означало, что мне нужны колеса, а это, в свою очередь, требовало денег. Еще ребенком я много лет работал на полставки – складским рассыльным на Jefferson Electric, разносчиком газет Chicago Tribune и Daily News, сборщиком мусора. Теперь, в средней школе, я начал зарабатывать большие деньги. Я мог получить целых 24 доллара за выходной, таская мячики для гольфа – две корзины на один раунд в гольф-клубе Medina Country Club. Что же касается транспорта, то решением этой проблемы был «форд» модели A, все еще стоявший на кирпичах в амбаре деда. Когда мне исполнилось 15, я получил права, и вся моя жизнь изменилась. «Форд-купе» 1931 года выпуска требовал полной переделки; под руководством отца я залез в его внутренности, чтобы понять, как работает древний четырехцилиндровый двигатель, получив тем самым первый опыт в инженерном ремесле. Поршни у «форда» были размером с обеденную тарелку, кресло громыхало, на водительской стороне висело запасное колесо. Имелся съемный полог. Механические тормоза. Я поставил найденный на автокладбище радиоприемник, отполировал машину до блеска, установил брызговики и выкрасил бампер серебряной краской, а шины – белой. Вскоре вокруг машины уже толпились другие парни, а также пара девушек, которые вместе со мной совершали величественный объезд вокруг школы и выезжали в авторесторан и на тусовки. На бензин уходило 25 центов в неделю.