Голландская республика. Ее подъем, величие и падение. 1477-1806. Том 1 - Джонатан И. Израэль

Голландия в политическом и культурном аспектах в какой-то мере подчинилась нуждам и интересам южных элит и бургундскому герцогскому двору, располагавшемуся в Брюсселе. Во время правления Филиппа Доброго Голландия и Зеландия находились под властью наместников герцога, или штатгальтеров (статхоудеров) — как назывались провинциальные управляющие в Нидерландах, — которые почти всегда выбирались из числа южных магнатов. Сам герцог лишь изредка совершал визиты на север и оставался там совсем ненадолго. Что еще более важно, лишь немногие представители голландской и зеландской знати, в отличие от валлонов или брабантцев, удостоились места при герцогском дворе.

Ориентация бургундского государства на юг отразилась на функционировании его центральных ведомств. Генеральные Штаты всегда собирались в Брюсселе или другом южном городе. Орден Золотого руна, основанный в 1430 году как средство привлечения знати ко двору и персоне герцога Бургундии, с самого начала почти полностью состоял из южных дворян. Среди двадцати пяти изначально принятых в Орден дворян не было ни одного из северных Нидерландов. Позднее в том же столетии два или три северянина были приняты, но к тому моменту общее число членов Ордена увеличилось приблизительно до сорока. Орден Золотого руна собирался двадцать три раза в период с 1430 по 1559 год, и, за исключение двух раз, всегда на юге Нидерландов.

Как оказалось на практике, единственное, что интересовало герцога Филиппа в северных провинциях, — это их молчание и подчинение в выплате налогов, и его политика в отношении дворянских и патрицианских фракций была направлена именно на это. На должности бальи (нид. baljuw — прим. ред.), так назывались главные окружные судебные чиновники, он выбирал главным образом представителей партии «Трески», прибавляя чуточку «Крючков», дабы не отчуждать их совсем. Той же политики герцог придерживался в отношении и других должностных лиц. В городские советы он специально назначал людей с обеих сторон, поддерживая баланс между партиями, чтобы сделать обе стороны зависимыми от его благосклонности и снизить обоюдную ненависть. Кроме того, это было хорошим средством для предотвращения возможных восстаний и устранения препятствий его власти.

Интересы Голландии и Зеландии как таковые меньше заботили бургундцев. Голландцам, погрязшим в борьбе с Ганзейским союзом за морское и торговое господство на севере, особо не приходилось ждать помощи от герцога, который был поглощен Столетней войной во Франции и отношениями с Англией, и поэтому не имел ни времени, ни ресурсов для дел с Германией и Прибалтикой. Фландрия и Брабант также не испытывали особого сочувствия к голландским жалобам на Ганзу, поскольку в случае успеха Голландии выросла бы не только голландская торговля, но и производство текстиля, находящееся в прямой конкуренции с производством во Фландрии. Вследствие этого, по мере нарастания конфликта на севере, Штаты Голландии, всегда действуя от имени герцога, фактически стали выступать как независимое правительство. Фландрия и Брабант пытались предотвратить грозящий конфликт между Голландией и Ганзой. В разгоревшейся войне (1438–41 гг.) Голландия боролась с Любеком и его северогерманскими союзниками, ее Штаты собирали огромные суммы денег со всей провинции для снаряжения флота и оказались глубоко вовлеченными в политику Дании-Норвегии и северной Германии. Особого внимания заслуживает способность Штатов Голландии действовать как целостное и более-менее эффективное правительство, действуя без государя, или же вдали от него. Шесть городов, заправлявшие в Штатах, работали сообща, при этом внутренние города поддерживали прибрежные.

В большей части нидерландских провинций знать была глубоко разобщена, и, более того, городской партикуляризм был сильнее провинциального единства. В этом отношении Голландия была уникальной, и, без сомнения, особенности ее экономики и структуры общества объяснялись теми же причинами. Однако два аспекта заслуживают наибольшего внимания. Поздняя колонизация значительных территорий, сельскохозяйственный кризис пятнадцатого века и параллельный рост городской экономики привели к тому, что в Голландии и Зеландии было огромное множество городов. Города превалировали над деревней в гораздо большей степени, чем в остальной части Нидерландов. В результате, городской патрициат со временем получил верховенство в провинциальной ассамблее — Штатах Голландии. Но, что еще более важно, оба главных экономических актива Голландии — морские грузоперевозки и лов сельди — не располагались в шести «больших» городах — Дордрехте, Харлеме, Лейдене, Амстердаме, Делфте и Гауде, — которые главенствовали в Штатах, — а также не управлялись ими напрямую. То же самое касается плотин и шлюзов, которые защищали и города, и сельскую местность. Последствием, в отличие от северной Италии и южных Нидерландов, стало сокращение городской автономии и партикуляризма. Городам в них было мало пользы, если они не могли с их помощью контролировать свои основные жизненные ресурсы. Грузовые и рыболовные флотилии концентрировались в аванпортах на севере — Энкхёйзене, Хорне, Медемблике и Эдаме, — а также в Роттердаме и около него, и в эстуарии реки Маас. И единственным способом, как шестерка «больших городов» могла контролировать и защищать эти ресурсы, основу своей общей экономики и процветания, была их совместная деятельность. Даже Дордрехт, неоднократно имевший в прошлом столкновения с остальными городами, связанный с Ганзой и находящийся в борьбе с Делфтом и Роттердамом за штапельное право, должен был это признать. Ибо в пятнадцатом веке в процветающую торговлю Дордрехта вдоль Рейна неоднократно вмешивались гелдерландцы, по причине чего его патрициат решил выйти из Ганзейского союза и сблизиться с другими голландскими городами.

Герцог Бургундии по-прежнему держался в стороне от голландской войны на Балтике и ее балтийской политики. Он не пытался ни направлять, ни ограничивать Штаты Голландии, поскольку, только позволив Голландии идти своим путем, даже если тот не соответствовал интересам Фландрии и Брабанта, можно было добиться успешной ее аккомодации внутри Бургундского государства. Итак, Бургундские Нидерланды пятнадцатого века представали собой двойственное образование, в котором юг и север были разделены политически и экономически едва ли менее, чем в прошлом.

Стратегия герцога Филиппа, направленная на примирение голландских фракций в городских советах и среди ridderschap (дворянства)[6], провалилась в конце 1440-х годов, когда произошло очередное восстание «Крючков» во главе с недовольной знатью. Города стали теперь основным элементом управления в Голландии и Зеландии. Но дворяне по-прежнему имели большой вес, и многие из них были негативно настроены по отношению к существующему распределению должностей и патронажа. В то же время, несмотря на то, что патрициаты голландских городов работали совместно, большинство из них испытывали трудности со своими цехами и недовольными ремесленниками. В 1445 году герцог лично посетил Голландию. Это был его первый визит после 1433 года, и он был направлен на восстановление порядка и введение изменений в провинциальном административном аппарате. Он очистил городские советы от представителей «Крючков», снова ввел запрет на использование кличек «Крючки» и «Треска» и перестроил городское управление в пользу патрициата, который являлся основой стабильности в Голландии и Зеландии. Для сокращения влияния цехов и народного ополчения он значительно уменьшил численность городских советов — vroedschappen. Например, в Харлеме он уменьшился с восьмидесяти до сорока представителей. Это сделало советы более управляемыми и сократило количество представителей простого народа. Большая часть городских советов Голландии теперь состояла из сорока, тридцати шести (как в Амстердаме) или двадцати четырех представителей. И если сначала бургомистры, которых было, как правило, четверо в каждом городе, по-прежнему избирались широкими коллегиями выборщиков от цехов и городских кварталов, то вскоре этот элемент демократии был устранен, и бургомистров, высших должностных лиц города, стал выбирать сам совет (vroedschap). Таким образом, в середине пятнадцатого века в Голландии и Зеландии появился политически и экономически привилегированный правящий патрициат, резко выделявшийся из общей массы горожан, который будет определять гражданскую жизнь в северных Нидерландах вплоть до наполеоновской эры. Такая ситуация устраивала и герцога Бургундии, который за свою благосклонность мог ожидать от них поддержания стабильности и правосудия, сбора налогов, и патрициев, которые приобрели больше власти, но все еще нуждались в том, чтобы герцог сохранял и защищал их привилегированное положение.