Книга реки. В одиночку под парусом - Владимир Федорович Кравченко

чтоб тучновымые. Уже в сумерках выбрал место для стоянки. Напрягая свой костровой талант, превзошел самого себя, сотворив костерок из огрызка фанеры, сырого полена и огромной, трухлявой, разлегшейся на берегу, словно черный питон, коряги. Вскипятил котелок воды и разогрел брикет гречки на ужин.

Мне уже приходилось бывать на этом берегу. Несколько лет назад примерно на этом месте я пережил нашествие бабочек-поденок. Крохотные бабочки с наступлением сумерек облепили мою лодку, словно снежные хлопья — их привлек белеющий в сумерках выгоревший на солнце брезент оболочки. Белый цвет — цвет невинности и девства, цвет брачной церемонии. Может быть, мириады крохотных летучих самцов, налетевших на мою лодку, приняли ее за брачующуюся самку? А кем тогда должен быть в их представлении я, оседлавший свою лодку? Наверное, соперником. Утром сметал с бортов лодки мертвых бабочек и поражался их количеству. Бабочек было так много, что я вычерпывал их со дна горстями, словно воду, застывших в последнем смертельном пароксизме страсти, теряющих на утреннем ветерке свои легкие слюдяные крылышки с морозными узорами.

Волга с каждым километром набирала силу, ширилась — еще недавно киль шуршал о гальку на перекатах, а вот уже и речной пароходик плывет, и первый бакен белеет. За Дачным река становится шире и глубже. Появляются палаточные городки. А вот и первый дебаркадер с полукруглой старой выцветшей надписью: «Академия наук СССР — Биостанция ИЗМЭЖ». Туристы на двух байдарках посоветовали в Твери оставить лодку у яхт-клуба. 

Тверь

Чудесное солнечное утро. Волга течет в широких берегах, населенных отдыхающими, от берега до берега здесь метров двести. Часто встречаются шанхаи — целые поселки горожан, выехавших на природу. Полиэтиленовая пленка, обтягивающая жердяные каркасы, здесь главный стройматериал. Помнится, староверов Лыковых, проживших более сорока лет в глухой тайге, при встрече с современной цивилизацией поразил полиэтилен. «Чудеса — гибкое стекло!» — сказал глава семейства, повертев в руках клочок пленки. Из прозрачного «гибкого стекла» построены летние кухни и столовые, из черного — жилые палатки и, естественно, сортирчики на задах. Живут в таких городках, как правило, семьями, и соседи из года в год одни и те же. Человек выкопал яму под нужник, сколотил из жердей стол, скамейки, каркас для чума и уже считает берег своим. Кое-где даже видел парники из пленки и цветочные клумбы.

Прошел один за другим два моста и оказался на центральном городском плесе, украсно украшенном по берегам нарядными зданиями, гранитом и яркой зеленью набережных. Слева проплыл памятник Афанасию Никитину, совершившему хадж за три моря, справа — памятник Пушкину, повернувшемуся к реке спиной, — известный монумент Комова, где поэт стоит, картинно скрестив ноги, опираясь одной рукой о фрагмент фигурной решетки Летнего сада.

Пройдя под третьим мостом, каждый из которых был краше предыдущего, свернул в устье Тверцы — неширокой тихой речушки с берегами, занятыми причалами, понтонами, лодочными стоянками.

У яхт-клуба высадился на берег, подошел к дебаркадеру, где был встречен вопросом, направленным мне прямо в лоб: «Что вы хотели, молодой человек?».

Меня смутил напор явно доброжелательного по форме обращения, но отступать было поздно. Мои худшие предположения оправдались — я попал в круг выпивающих на палубе дебаркадера парней. Ребята отмечали день рождения одного из друзей — стеснительного здоровяка в синем спортивном костюме.

Объяснение с Алексеем — дежурным по причалу лодочной станции — было кратким, энергичным и в высшей степени обнадеживало. Количество выпитого Лешей уже перешло в качество активной душевности и ищущей себя доброты. Я мог идти гулять в город, за лодкой посмотрят (я засомневался), журналисту из Москвы почет и уважение от нашего стола...

Пошел. С моста над Волгой открывался вид, еще более замечательный, чем с воды. На правом берегу по-восточному декоративное здание кинотеатра «Звезда» — центр планировки, к которому оказались стянуты все другие постройки, среди них Екатерининский дворец, возведенный для дорожного отдыха императрицы Екатерины II в ее частых поездках из Петербурга в Москву и обратно. Облепленные детишками колесо обозрения и карусели на Набережной князя Михаила Ярославовича Тверского.

Набережная названа так «во имя князя святаго благоверного, отдавшего жизнь в Орде в 1318 году за други своя, за землю Русскую». Племянник Александра Невского князь Михаил Ярославович начал объединять разрозненные междоусобицей и татаро-монгольским игом русские княжества. В 1317 году разбил войско татар и их союзника князя Юрия Московского у села Бортенева. Это была первая победа русских над татарами — за шестьдесят три года до битвы на поле Куликовом. Чтобы отвести карательные набеги Орды, осенью 1318 года князь сам отправился на суд и смерть к хану Узбеку. На памятнике Тысячелетию Руси в Новгороде Михаил Тверской изображен рядом с Дмитрием Донским.

Пройдя по Тверскому проспекту, я оказался в центре Твери. Площадь Советская напоминает площадь Де Голля, она же Этуаль (Звезда), в Париже — с такими же расходящимися от нее лучами улиц. На главной пешеходной улице города, Трехсвятской, декоративные фонари, скамейки, тумбы с цветами, булыжная мостовая под старину. Здание Тверского университета задвинуто в городское захолустье — на тенистую боковую улицу Желябова. Уютный зеленый дворик, при входе доска белого мрамора, свидетельствующая о посещении университета Н. Крупской. Напротив университета два чудесных деревянных дома с резными наличниками и ставенками. Скучающим на лекциях студентам есть на что полюбоваться из окон аудиторий, пока преподаватель бухтит у доски, а время до звонка тянется так томительно медленно.

Был остановлен милиционером — я пошел на красный свет и, несмотря на отсутствие машин, был зачислен в нарушители наблюдающим за мною сержантом. Слегка одичавший и обтрепавшийся в лесах Валдая, я был принят сначала за бомжа, потом, после проверки документов, все-таки оштрафован — на всякий случай. Первый в моей жизни штраф за неправильный переход улицы. Похоже было, милиционер остался без радара и, пока с радаром охотился кто-то другой, переключился с автомобилистов на пешеходов. Между прочим, эта проблема — внешнего вида — будет возникать во время моего путешествия еще не раз и не два. Отныне перед выходом в город я буду тщательно приглаживать вихры, подбривать бороду, наряжаться во все самое свежее (упакованную в полиэтилен одну из двух маек — бордовую или зеленую), извлеченные из рюкзака новые, но мятые джинсы (ну, им положено быть мятыми), а обветренному, обгоревшему до кровавых язв на носу лицу при встречах с милицией буду стараться придавать умилительное выражение.

Из музыкального киоска лилась красивая музыка — инструментальный гул экзотических инструментов с плавно сворачивающей в сторону Востока мелодией. Хриплый голос