Цветок в пыли. Месть и закон - Владимир Яцкевич

Девушка задумалась, словно вглядывалась в себя — ту, прежнюю.

— А что впереди — неясно, — произнесла она. — Привычный мир рассыпался, не оставив ничего внутри, кроме печали.

Повернулась к юноше, взглянула в его глаза вопросительно.

— Вот ты, скажи — и у тебя так было?

— Не совсем так, наверное. Не так остро.

— А почему?

— Мужчины не так боятся будущего. И потому ждут его с большим спокойствием, чем женщины.

— Но почему мужчины так спокойны?

— Они более безрассудны, — рассмеялся Махеш. — И беспечны.

— Неправда.

— Почему же неправда?

— Потому что ты не такой.

— Плохо же ты меня знаешь.

— А мне кажется, что я тебя очень хорошо знаю.

— Тебе не холодно?

— Нет.

Вечерняя свежесть уже стелилась над травой. Птицы в листве деревьев допевали свои последние на сегодня песни. Махеш склонился и поцеловал девушку в губы.

— Я хочу сказать тебе…

Мина широко раскрыла глаза и посмотрела на него почти испуганно.

— Я хочу сказать тебе…

— Не надо, — попросила она.

— Тебе холодно все-таки, мне кажется.

— Нет.

Но Махеш видел, что она дрожит, и крепко обнял девушку.

— Это не от свежести, — прошептала Мина. — Это… Это что-то другое.

Ветер гнал по небу тучи. Становилось сумрачно и неуютно.

— Может быть, пора уходить?

Это был лишний вопрос. Обоим не хотелось расставаться.

Где-то далеко грянул гром.

— Я все-таки скажу тебе, — прошептал Махеш. — Я…

Он еще что-то сказал, но слов не было слышно, потому что прямо над их головами загрохотало, молния надвое разорвала небо, и в образовавшуюся прореху хлынули потоки воды.

— Бежим! — юноша схватил Мину за руку, и они помчались по аллее парка.

Толстые нити дождя образовали стену, словно пытались удержать двух беспечных молодых людей в своей власти.

— Я промокла! — крикнула на бегу девушка и засмеялась счастливо, как смеются маленькие дети, озорно прыгающие по лужам.

Смех ее был так легок и заразителен, что и Махеш засмеялся, но вдруг остановился — так неожиданно, что немного приотставшая Мина налетела на него, и он, обняв девушку, стал целовать ее волосы, шею, лицо, и казалось, что это не поцелуи, а просто кто-то заботливый снимает капли с ее лица теплыми и нежными прикосновениями.

— Сумасшедший, — прошептала Мина. — Почему ты остановился?

А сама не делала попытки освободиться из его объятий.

Через несколько минут, почти у самого выхода из парка, они увидели крохотный домик с единственным окном и дверью, закрытой на обычную задвижку, и забежали туда. Внутри было сумрачно и сухо.

— Переждем здесь, — сказал юноша.

В сумраке, едва различимые, лежали метелки, совки и лопаты. В углу, у самого окна, стояла лавка. Махеш усадил на нее Мину, сам сел рядом и обнял девушку.

— Ты по-прежнему дрожишь, — сказал он.

— Зябко.

Дождь барабанил по крыше. Казалось, на многие километры вокруг нет никого, ни одной живой души. Они укрылись за дождем — от людей и от прежней жизни.

Махеш нежно привлек девушку к себе и стал целовать. Мина была тиха и беззащитна в первые минуты, и вдруг ее губы ответила на поцелуй — сначала робко, потом с жаром. Она дрожала, но это не был озноб, это было что-то совсем другое, и когда юноша понял это, он почувствовал, как на него нахлынула обволакивающая теплая волна, лишающая рассудка.

— Нет, нет, — шептала Мина, а губы ее отвечали на жаркие поцелуи Махеша. Она не пыталась остановить любимого, только словами, но что значат слова в минуты, когда чувства подавляют разум.

Горячие, нежные руки Махеша ласкали тело девушки, заставляя его трепетать.

— Нет, — шептала Мина. — Нет, нет.

А шелест дождя за окном завораживал, заставлял забыть обо всем. Хотелось одного — чтобы это ощущение нежности и счастья длилось бесконечно. Внезапная боль пронзила тело Мины, она вскрикнула, но уже не могла, не было сил противиться, ей было хорошо.

— Любимый, милый мой…

Ее шопот сливался с шелестом дождя за стеной. Ночь подкралась незаметно и заглянула в окно.

Тетя Мины неодобрительно наблюдала за девушкой: что происходит с ней, где она пропадает целыми днями? То весела, то задумчива, а спросишь у нее — ответит невпопад или вовсе промолчит, отчего-то смутившись. Своему мужу, Санду, она наконец сказала:

— Ты бы приглядывал за племянницей.

— А что? — поинтересовался тот лениво.

Жена была придирчива и часто несправедлива, он поэтому старался не вникать в подробности того, что она время от времени нашептывала ему.

— Ничего особенного, — пожала плечами она. — Просто, я думаю, ей пора было бы подумать о будущем.

— О чьем будущем?

— О ее собственном, естественно. Учебу она закончила. Пора думать о работе.

— У нее каникулы сейчас, — напомнил Санд. — Отдых после экзаменов.

— Не будет же он продолжаться вечно, этот отдых! — возразила она, заметно раздражаясь. — Не может она все время сидеть дома!

— Она и сейчас не сидит. Днем ее нет.

— Вот-вот! А где она шляется?

Грубость жены покоробила дядю.

— Ей скучно здесь, — произнес он примирительно. — Вот она и гуляет.

— Гуляет! И догуляется!

Санд встревоженно посмотрел на жену.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего.

— Нет уж, скажи. Ты что-то знаешь?

— Я знаю только, что ее безделье может плохо кончиться. Плохо для всех нас.

— Что же делать?

— Поговори с ней. Узнай, где она пропадает целыми днями.

— Хорошо, я так и сделаю, — пообещал удрученный Санд.

Вечером, после ужина, он придержал за руку готовую уйти Мину и спросил словно невзначай:

— Как отдыхается тебе?

— Хорошо, дядя.

— Только жарко, наверное? Дни стоят солнечные.

— Я стараюсь не быть на открытом солнце.

— И где же ты находишь тенистые места?

— В парке, например, — ответила Мина и смутилась, но Санд этого не заметил, к счастью.

— Тебе не бывает скучно? — спросил он. — Ты ведь, наверное, бродишь по аллеям одна?