Чувство штиля. Продуктивность и спокойствие в эпоху вечных дедлайнов - Лора Вандеркам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут возникает вопрос. Если я работала 40 часов в неделю, а не 50, то куда ушли остальные 10 часов? Изучая дневники времени других людей, я выявила несколько причин подобной утечки времени: неэффективные переходы от одного дела к другому, бесцельное шатание по дому в ожидании чего бы то ни было и погружение в «кроличьи норы» онлайна.
В моем случае много времени занимали дети. Но, к моему удивлению, я тратила девять часов в неделю на работу по дому. Это меньше, чем у среднестатистической работающей матери, младшему ребенку которой меньше шести лет (американское исследование использования времени показывает, что это примерно 18 часов в неделю), но это не так мало, как могло бы быть. Я также провела более семи часов каждой недели за рулем машины. Это число шокировало меня, потому что я работаю из дома. Я не пользуюсь машиной ежедневно, поэтому «Время в машине» изначально не задумывалось как большая категория. Но, как оказалось, между воспитанием детей, встречами с людьми, поездками в аэропорт и командировками я провела в машине больше времени, чем за чтением или занятием спортом.
Еще один неприятный факт: проигрыватель компакт-дисков в моей машине был сломан в течение большей части года, разрушая мои амбиции слушать музыкальные шедевры. Это означало, что неделю за неделей я тратила один из своих драгоценных часов в день на прослушивание радиостанции The Pulse или The Blend. Неудивительно, что я знаю столько песен Энди Грэммера[16] наизусть.
За тот год я занималась спортом в целом 233 часа — около 4,4 часа в неделю. Однозначно отрезвляющий факт — даже за недели тренировок, посвященных подготовке к трем полумарафонам, эта цифра не сильно возросла. Похоже, упражнения занимают много времени лишь в наших объяснениях, почему мы их не делаем.
Я провела за чтением в совокупности 327 часов. Это звучит великолепно — почти час в день. Хотя в момент подведения итогов я была озадачена, потому что поняла, как мало хороших книг прочитала. Позже я подсчитала, что читаю со скоростью примерно 50–60 страниц в час, поэтому все часы, проведенные мной за книгами, могли быть потрачены на 16 350–19 620 страниц. Этого достаточно, чтобы вспахать «Войну и мир», «1984», «Кристин, дочь Лавранса» и другие массивные произведения в моем списке «надо прочитать». Скажем так, этого не произошло. Зато я прочитала много журналов — это мой личный вид бессмысленного развлечения, заменяющий телевизор.
В «ящик» я смотрела всего 57 часов. Но ничем не лучше — читать статьи о прелестях воздушного попкорна и сплетни об актерах в телевизионных шоу, которые даже не смотришь.
Поскольку у меня был ребенок, который плохо спал, меня особенно интересовало, сколько же часов мне самой удалось поспать. Прежде чем я определила количество времени, сладко проведенного под одеялом, у меня возник соблазн заявить себе о катастрофической нехватке сна. И действительно, записи подтвердили, что мой сон постоянно что-то прерывало. За год у меня было 146 ночей, когда я по какой-то причине просыпалась до 4:30 утра. Обычно этой причиной был мой новорожденный сын. Ему требовалось уделять больше времени, чем его братьям и сестрам.
В общем, мне не всегда удавалось поспать тогда, когда я этого хотела. Однако общие выводы относительно моего сна меня сильно удивили. В первый год я спала в среднем 7,4 часа в сутки. В апреле начался новый отсчет, и я решила продолжать вести дневник времени. Во второй год продолжительность моего сна в среднем составляла… 7,4 часа в сутки. Среднее значение продолжительности моего сна в разные годы было одинаковым с точностью до одной сотой часа! Это, конечно, не означало, что я спала 7,4 часа каждый день или 51,8 часа в неделю. Диапазон моего сна составлял 47–57 часов в неделю за первый год и 46–56 часов за второй. Но в течение любого длительного промежутка времени мое тело нацеливалось на 7,4 часа сна в сутки.
Я наблюдала эти «догонялки» в своих записях. Неделя плохого сна означала, что на выходных вместо того, чтобы читать журналы, пока мой ребенок спит, я спала сама. В 21:30 меня автоматически вырубало. Но если несколько дней подряд я ложилась спать в 21:30 — это возвращало меня на круги своя. Я снова была готова ложиться спать поздно. До тех пор, пока снова не почувствую необходимость наверстать упущенный сон.
Еще одна вещь, которая шокировала меня, — это общая продолжительность наших интимных встреч с мужем, о которых я делала очень скромные записи. Мои итоги за временные промежутки 20 апреля 2015 года — 19 апреля 2016 года и 20 апреля 2016 года — 19 апреля 2017 года были одинаковыми. Не близкими по значению. Одинаковыми! А ведь мы не планируем секс, как деловые встречи. И еще кое-что — цифра, которая отражала время, потраченное на нашу интимную жизнь, была трехзначной. Невероятно! И все же я произвела математические расчеты. По-видимому, это был тот уровень нашей близости, который мы подсознательно расценивали как правильный. Или, по крайней мере, чувствовали, что этот уровень вполне достижим, — раз у нас появляется свободное время, пока дети играют в видеоигры.
Мой временной трекинг казался мне достаточно полезным, поэтому я продолжала и после того, как минул второй апрель с начала моего эксперимента. Мне нравилось оглядываться на свои записи. Воспоминания помогают растянуть время, а дневник укрепляет эти воспоминания.
Например, просто так я бы не стала занимать свое время размышлениями о поездке в «Бенихану». Однако стоит мне увидеть запись о ней в своем дневнике — в мою голову возвращаются мельчайшие подробности. Японская сода из мрамора понравилась двум детям, а третий плевался от нее, но зато с удовольствием ел соевые бобы. Детские бумажные шапочки, похожие на те, что носят шеф-повара, — помню, что они опасно болтались рядом с пылающим грилем. Но благодаря бокалу розового цвета, содержимое которого рекламировалось в качестве идеального дополнения к японской еде, я меньше чем обычно переживала из-за того, что мои дети находятся возле открытого огня. Дневниковые записи об этом ужине помогают мне вспомнить больше моментов того вечера. Если бы записей не было, я бы просто забыла все эти детали. А они расширяют часы, из которых складывается время.
Я считаю принудительную внимательность к деталям хорошей вещью. Время идет, думаем ли мы о том, как его проводим, или нет. Задуматься об этом меня заставляет именно внимание к тому, как проходит мой день. Но когда я рассказываю людям о своей привычке следить за временем — говорю им, что знаю, как проводила каждые полчаса последние несколько лет, — у меня начинается нервный смех. Ведь люди могут решить, что я собираюсь утомить их подробностями. Или, возможно, человек намеревался попросить совета по управлению временем, но, слушая меня, решит, что лучше сменить тему.
Поэтому я хочу пояснить: никому не нужно в течение двух лет или даже двух месяцев ходить с блокнотом и расписывать каждые полчаса своего времени. Вот две недели — это нормальная цель. Хорошо бы выделить «типичную» и «нетипичную» недели. Это позволит посмотреть, что меняется, а что нет.