1612-й. Как Нижний Новгород Россию спасал - Вячеслав Никонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сердце мое, измена!
Лжедмитрий выпрыгнул из окна во двор с высоты 7–8 метров и упал, потеряв сознание.
Тем временем в Кремль уже ворвалась толпа, влекомая криками:
— Литва бояр бьет! На помощь боярам!
Лжедмитрий попал в руки стрельцов, которые привели его в чувство, облив водой. Царь умолял защитить его от изменников Шуйских, привести его на Лобное место, где он мог бы обратиться к народу, обещал пожаловать стрельцов за это дворами бояр-предателей и женить на боярских женах. Стрельцы было начали защищать Лжедмитрия от натиска заговорщиков. Но скоро отступили из-за угроз со стороны дворян перебить стрелецких жен и детей. Стрельцы «опустили свои пищали».
«Видно, так угодно было Богу, не хотевшему долее терпеть гордости и надменности этого Дмитрия, который не признавал себе равным ни одного государя в мире и почти равнял себя Богу», — заключили послы Николай Олесницкий и Александр Гонсевский, составившие по горячим следам донесение о госперевороте. Бояре обвинили царя в том, что он «не действительный Дмитрий, а Гришка Отрепьев». Князь Василий Голицын объявил от имени Марфы Нагой, что «она сознается и говорит, что он не ее сын, что ее сын Дмитрий действительно убит, и тело его лежит в Угличе». Лжедмитрий настаивал на своем царском происхождении.
Препирательство могло продолжаться долго, но тут свой приговор вынес дворянин Григорий Валуев. Он протиснулся через толпу и выстрелил «из-под армяка» в царя из ручной пищали. Толпа бросилась терзать мертвое тело.
«Истинный царевич» в момент сделался «расстригой» и «еретиком». Во время переворота был низвергнут патриарх Игнатий и убито от двух до трех тысяч русских и поляков. Марину Мнишек взяли под стражу и выслали в Ярославль. Сдавшихся сторонников Лжедмитрия изгнали из Москвы.
Убийство Лжедмитрия I, считал Карамзин, «имело ужасные следствия для России; могло бы иметь еще и гибельнейшие. Самовластные управы народа бывают для гражданских обществ вреднее личных несправедливостей или заблуждений государя. Мудрость целых веков нужна для утверждения власти: один час народного исступления разрушает основу ее, которая есть уважение нравственное к сану властителей. Московитяне истерзали того, кому недавно присягали в верности: горе его преемнику и народу!»
Москва осталась без царя. По удачному выражению члена-корреспондента Императорской Санкт-Петербургской академии наук Николая Ивановича Костомарова: «Дмитрий уничтожил Годуновых и сам исчез, как призрак, оставив за собой страшную пропасть, чуть было не поглотившую Московское государство».
После убийства Лжедмитрия I зазвучали требования созыва нового Земского собора для избрания царя. В грамоте, разосланной от имени бояр и «разных чинов людей», было сказано, что, по низложении Гришки Отрепьева, Освященный собор, бояре и всякие люди избирали государя «всем Московским государством» и избрали князя Василия Ивановича Шуйского, всея Руси самодержца. То есть акт говорил о соборном избрании царя, но такого избрания в реальности не было. Василий Шуйский, как писал историк земских соборов Иван Дмитриевич Беляев, «был провозглашен царем всей России только своими ближайшими сторонниками, бывшими при дворе, так что и не все москвичи ведали о его избрании».
Почему так? Ключевский объяснял это тем, что «князь Василий боялся городовых, провинциальных избирателей и сам посоветовал обойтись без земского собора. Его признали царем келейно немногие сторонники из большого титулованного боярства, а на Красной площади имя его прокричала преданная ему толпа москвичей, которых он поднял против самозванца и поляков». Кроме того, соборное избрание в ту минуту было явно нежелательным прецедентом для всей боярской среды, получавшей всю власть в свои руки.
Дело было так. Ранним утром 19 мая народ собрался на Красной площади. Бояре и духовные лица предложили избрать патриарха, который бы разослал грамоты для созыва «советных людей» на избрание царя. Но из толпы обученные люди закричали, что нужнее царь и им должен быть Шуйский. Возражений из толпы не последовало, как и не было никакого голосования. Поэтому обошлись без собора, что резко снизило легитимность власти Шуйского. Он воцарился на четыре года, взяв перед тем обязательство не лишать никого жизни без приговора Думы и не подвергать гонению вместе с виновными в преступлениях их невинную родню. Этого обычая — преследовать целый род за проступок одного его представителя в делах политических — придерживались все предшествовавшие московские государи.
В города, в том числе и в Нижний Новгород, была отправлена оповестительная грамота, где говорилось: «…праведным судом Божиим за грехи всего крестьянства (т. е. всех православных. — В.Н.) богоотступник, еретик и чернокнижник беглый монах Гришка Отрепьев, назвавшись царевичем Димитрием Углицким, прельстил московских людей, был на московском престоле и хотел попрать христианскую веру и учинить латинскую и люторскую. Но Бог объявил людям его воровство, и он кончил жизнь свою злым способом».
Нижегородцы приняли присягу новому правительству, которое, как казалось, сможет обеспечить стране спокойствие и мир. Тем более что род Шуйских восходил к князьям нижегородским, а сам новый царь искал подкрепления своих прав на престол в совершенствовании своей родословной.
Морохин и Кузнецов установили: «Царь Василий Иванович для придания законности восхождения на трон и утверждения на нем использовал прямое родство с „зарекомендовавшими в истории“ Рюриковичами для укоренения на престоле. Историкам известен факт возведения Шуйским родословной к сыну Александра Невского — Андрею Александровичу (он был князем и Городецким, и Нижегородским. — В.Н.), и тем самым отрицание традиционной версии о ее восхождении к брату Александра Невского — Андрею Ярославовичу… В Нижнем Новгороде в начале XVII в. была создана генеалогическая легенда, возводящая Шуйских… через Константина Юрьевича к дяде Александра Невского — Юрию (Георгию) Всеволодовичу (основателю Нижнего Новгорода. — В.Н.). Константину Юрьевичу — „потомку“ Юрия (Георгия) Всеволодовича — в Нижегородском летописце приписаны реальные деяния Константина Васильевича».
Но шаткость позиций царя Василия была очевидной.
«Переворот 17–19 мая 1606 года случился так неожиданно для всей страны и произошел так быстро, что для земли должны были казаться совсем необъяснимой новостью и самозванство Дмитрия, и его свержение, и выбор Шуйского, — указывал Платонов. — Много было обстоятельств, мешающих народу относиться доверчиво к новому правительству. Личность нового царя далеко не была так популярна, как личность Бориса. Новый царь захватил престол, не дожидаясь земского собора, а многие помнили, что Борис ожидал этого собора шесть недель. Новый царь очень сбивчиво и темно говорил как о самозванстве, так и о свержении Дмитрия, про которого сам же прежде свидетельствовал, что это истинный царевич. Наконец, необычайность самих событий, разыгравшихся в Москве, способна была возбудить много толков и сомнений. Все это смущало народ и лишало новое правительство твердой опоры в населении. Силой самих обстоятельств Шуйский должен был при своем воцарении опереться на боярскую партию и не мог опереться на весь народ, в этом и заключалось его несчастье. Народ, признавая Шуйского царем, не был соединен с ним той нравственной связью, той симпатией, которая одна в состоянии сообщить власти несокрушимую силу».