Потерянный и возвращенный мир. Маленькая книжка о большой памяти (сборник) - Александр Романович Лурия
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Восстановительный госпиталь
Он попал в тихое место, полное очарования, оазис в бурях войны, госпиталь, куда стекались сотни бойцов с такими же ранениями, как и у него.
Он хорошо помнил это место и с завидной яркостью описывал его:
«Кругом расстилаются замечательные картины: то появится огромное озеро, окаймленное хвойными деревьями, то другое озеро, еще больших размеров, то третье озеро; а вокруг, куда ни кинешь взглядом, простираются огромные массивы хвойного леса… и когда взглянешь вверх, небо кажется темнее и отдает какой-то синевой, а солнце, наоборот, кажется ярким-ярким.
Толчки грузовой машины меня раздражают, да и болит рана, где-то внутри головы… Мне почему-то кажется, что машина давно уже кружит на одном месте… Но вот появляется еще одно озеро, а потом я неожиданно вижу большое трехэтажное здание, потом еще одно… все они рассыпаны по лесу… Машина останавливается, мы на месте».
Вся эта удивительная красота – кругом, а внутри, в нем самом, – пустота. Как это по-прежнему страшно!
Повязки на голове уже нет, она не нужна; снаружи рана зажила. Но в каком контрасте со всем окружающим остается его мучительное состояние!
«Я по-прежнему мог читать только по слогам, как ребенок; я по-прежнему страдал и страдаю невспоминанием слова и его значения; по-прежнему меня держала и держит в руках “умственная афазия”; по-прежнему не возвращаются ко мне память, мои знания, мое образование.
В моей голове струятся две мысли. Одна мысль твердит мне, что моя жизнь пропащая, не нужная теперь никому, что я останусь таким до самой смерти, которая расположена ко мне очень близко. Другая мысль твердит мне, что еще не все пропало, что нужно жить, что можно излечиться временем, что поможет еще и медицина, что я вылечусь с помощью медицины и времени.
Я сделался ненормальным человеком больше в смысле утраты огромного количества памяти и длительного невспоминания ее остатков во время мышления…
Я стал таким человеком, что не могу говорить с людьми, не могу понимать различные вещи и понятия, не могу читать по-настоящему (что меня мучают головные боли и головокружения, различные приступы и боли).
И я чаще стал задумываться над жизнью: нужна ли она мне?
А тут еще вечные сомнения: “Во сне я живу или наяву?” По-прежнему я все еще не верил, что я так жестоко ранен в голову, что это все еще мне снится во сне. И время странно и быстро мчится так, словно я живу во сне…
Но, подумав получше, я все же считаю, что сон так долго не может длиться, так как мимо меня проходят месяцы, годы, десятилетия. Значит, не во сне мне все это снится, а вижу я и ощущаю настоящую действительность, которая отразилась после моего ранения в худшую сторону во сто крат!.. Мне кажется почему-то, что я брожу во сне по какому-то заколдованному кругу, замкнутому, из которого не видно для меня выхода…
Я гляжу непонятными глазами на окружающий меня мир, вспоминаю о не так давно случившемся страшном ранении в голову, вспоминаю о последствиях этого страшного ранения. И у меня просто часто волосы становятся дыбом, и я думаю: неужели все это произошло наяву, а не во сне, неужто… неужто… это будет так до моего печального конца моей жизни?»
Как красочно он воспринимает природу, каким полным обаяния остается для него окружающее; но как изменился для него этот мир, как трудно доходит до него всё, что он воспринимает…
«Я понимаю, что окружающий мир – это все то, что я вижу, слышу, ощущаю, осознаю своей головой. После ранения мне тяжело понимать и осознавать окружающий мир. Помимо того, что я и до сих пор иногда не могу сразу вспомнить из памяти нужное мне слово, когда видишь окружающее, или представляешь в уме (предмет, вещь, явление, растение, зверя, животное, птицу, человека), или, наоборот, слышишь звук, слово, речь, но не сразу можешь вспомнить или понять его».
Что же это такое? Почему все стало таким другим? Почему он вдруг оказался в мире, расщепленном на тысячи кусков? Почему его мысли не могут собраться в одно целое?
Наша встреча
Я встретился с моим героем в конце мая 1943 г., почти через три месяца после ранения; встретился, чтобы не прерывать с ним связи и внимательно следить за его жизнью двадцать шесть лет, из года в год, иногда с перерывами, иногда неделя за неделей.
Так началась наша дружба, так я стал свидетелем длительных и мучительных лет его настойчивой, упорной борьбы со своим поврежденным мозгом, борьбы за то, чтобы, оставшись в живых, вернуться к жизни.
В мой кабинет в восстановительном госпитале вошел молодой человек, почти мальчик, с растерянной улыбкой, он глядел на меня, как-то неловко наклонив голову, так, чтобы лучше меня видеть: позже я узнал, что правая сторона зрения выпала у него и, чтобы рассмотреть что-то, он должен был повернуться, используя сохранную у него левую половину.
Я спросил его, как он живет, он помолчал и робко сказал: «Ничего». Я спросил его, когда он был ранен, и этот вопрос, по-видимому, поставил его в тупик: «…вот… ну вот… как это… уже сколько… я вот хочу написать… и никак…» Кто у него там? «…вот… мама… и еще… ну как их обеих звать?..»
Он явно сразу не схватывал смысл моего вопроса, и слова не приходили ему сразу в голову; каждый ответ вызывал у него мучительные поиски.
«Попробуйте прочитать эту страничку!» – «…Нет, что это?.. Не знаю… Я не понимаю, что это… Нет… какое это?» Он пытался рассматривать листок, ставя его боком перед левым глазом, переводил его в стороны, удивленно разглядывая слова и буквы: «Нет… не могу!..» – «Ну, тогда напишите свое имя. Откуда вы?» И снова мучительные попытки: рука как-то неловко берет карандаш, сначала не тем концом, потом карандаш начинает искать бумагу, снова безуспешные попытки, но буквы не получаются – он растерян: он ничего не может написать! Он действительно стал неграмотным. «Ну, попробуйте посчитать что-нибудь простое. Например, сложите семь и шесть!..» – «Семь… шесть… как же это… семь… нет, я не могу… нет, я совсем не знаю…» – «Ну, посмотрите на картинку: что здесь нарисовано? Вот картинка “Охотники на привале”». – «…Вот… что же… сидит… и этот… а здесь как-то… что же это? И вот этот… не знаю… наверное, здесь что-то… ну как же это?!» – «А теперь поднимите вашу правую руку!» – «Правая… правая… левая… нет, я не знаю… Где же правая рука?! Что такое правый… или левый… нет… нет…