Слишком большое сходство - Виктор Пронин

– Или блуда, – добавил Зайцев.

– Фу, какой ты пошляк! Это работа на тебя влияет… Как это грустно! Знаешь, Зайцев, то, что участники события называют любовью, всевозможные соглядатаи называют блудом. Спасение одно – быть участником, а не соглядатаем. Надо быть гуманнее, Зайцев! Если ты в своей криминальной жизни многого лишен, не спеши осуждать и присоединяться к старухам у подъездов… Не надо. Продолжим. Возникает любовь, блуд, похоть… Как вы там еще в Уголовном кодексе выражаетесь?

– Сожительство.

– Во! Сожительством еще назови! Из мужчин кандидат один – Асташкин. Остальные сдались. Растолстели, обрюзгли, разленились… Я имею в виду не только внешне, но и внутренне. Потеряли к себе интерес. Сдались. Что у них? Варенье, соленье, дача, диван… Из женщин должна была попасть в эту историю самая красивая. Или самая отчаянная. Пусть будет даже самая испорченная – это чтобы и тебе было понятно. Установив, что убийца – Васысь, я решил проверить себя и сходил к нему домой.

– Ты что, издеваешься? – возмутился Зайцев. – Как это понимать – установил?

– Ну… Вычислил. Ты не догадался? А я думал, что ты догадался. Тогда же, во время очной ставки, все стало ясно.

– Хорошо! Я – дурак темный и заскорузлый! Пусть так… Но тебе придется объяснить!

Ксенофонтов взял пустой стакан и, запрокинув голову, долго и терпеливо ждал, пока одинокая капля пива, медленно скользящая по внутренней стороне стакана, сорвется ему на язык. И некоторое время как бы разжевывал ее, впитывая хмель и запах.

– Ничего пиво, – сказал он наконец. – Ничего… Если нет «Жигулевского», сойдет и это… Ты должен знать, Зайцев, что, когда в компании возникает тема любви, это тут же становится известно всем. Такие вещи узнаются из колебания воздуха, запаха дождя, шелеста листвы… И так далее… Кроме того, нужно принять в расчет, что убийца – это не опытный преступник, это несчастный, доведенный до безрассудства человек, который не нашел другого способа решить свои проблемы, защитить свое достоинство, как картечью.

– То есть ревность?

– Скорее отчаяние. Он раскрылся тут же, весь, прости меня, с потрохами, при первых же моих вопросах. Да, вопросы были коварны и неотразимы, – не смог удержаться Ксенофонтов от хвастовства. – Хотя, как я заметил, некоторые очень уж стеснялись моей тупости во время очной ставки.

– Ладно, ладно, – перебил его Зайцев. – Замнем. Поехали дальше.

– Я спрашиваю – кто сколько убил уток? Оказывается, Васысь меньше всех. До уток ли ему было тогда… Это так понятно. Он просидел несколько часов на своей надувной шине, мечтая только об одном – напиться. Я спрашиваю – кто сколько водки принес? Васысь больше всех. По ходу мелькали и другие конкуренты, но Васысь в крайностях присутствовал постоянно. Спрашиваю – как ехали, кто с кем сидел? Васысь – в конце автобуса, в полном одиночестве. Все сразу поняли, кто убил, за что… И сразу от него отшатнулись. Подозреваю, что на обратном пути, прямо в автобусе, они ему выдали на полную катушку. Но указывать на него не стали. Пока. Еще когда они только ехали на охоту, Васысь уже чувствовал себя отторгнутым, сидел один. Готовился. Или колебался. Он уже не мог общаться со всеми так легко и непосредственно.

– Ну, это все предположения… – неуверенно протянул Зайцев.

– А ты помнишь, как они расселись в твоем кабинете? Я не зря предупредил тебя, чтобы стульев было побольше, с запасом. Чтобы у каждого был выбор, где сесть… Васысь опять сидел один. Рядом с ним никто не сел. Он уже отверженный. Он – убийца. Пока они хранят ему верность, но если ты немного потаскаешь их на допросы, на очные ставки, проведешь обыски… Это им быстро надоест, и они сами назовут тебе убийцу. И представят доказательства.

– А у тебя их нет?

– Я же предупредил! Убийцу назову, а что касается остального… Работай сам. Сегодня, пока ты кругами ходил вокруг моего дома, ходил-ходил, не отрицай, я в это время был в гостях у Васыся. Его самого дома не застал, но с женой познакомился. Все переживания, все события последних дней у нее на лице написаны. В самом деле, муж – убийца, любовник мертв… Видел их сынишку… Хороший парень, шустрый, симпатичный. Рыжий. С веснушками. Ушки чуть в стороны торчат, но это его даже красит. Понимаешь, Зайцев, слишком большое сходство.

– С кем? – вскричал Зайцев, ничего не понимая.

– Ну как… С Асташкиным. Он даже фразу произнес… «Папа говорит, что я похож на отца». Усек? Папа говорит, что сын похож не на него, а на отца… То есть в доме это больная тема. Парнишка еще ничего не понимает, а между родителями… пропасть. С каждым годом сходство становилось очевиднее… Для всех, Зайцев, для всей компании. И бедный Васысь не выдержал. Подозреваю, что связь его жены и Асташкина продолжалась. И, убедившись в этом, он, как говорится, впал в неистовство. Он же слабак, этот Васысь… Фотограф, что с него взять? Зашибает живую копейку, среди охотников – самый никчемный. Потому-то Асташкин и решался ездить с ним, он не чувствовал в нем опасности.

– В тихом болоте черти водятся, – заметил Зайцев.

Возможно. Охотничьи компании стали у нас чем-то вроде клубов деловых людей – ты же сам говорил. Чтобы выжить, люди сшибаются в стаи, в банды, если ты позволишь мне так выразиться. Васыся они должны были отшить. Но не отшили… Мне кажется, из-за жены. Больно жена красивая, украшение любого праздника.

– Надо будет послать ей повестку.

– Дельная мысль, – одобрил Ксенофонтов. – Обязательно пошли. Но, знаешь, я думаю, он сам придет с повинной. Сегодня напьется, завтра… Потом придет. А стоит тебе кого-нибудь из охотников задержать для эксперимента… Остальные тут же назовут убийцу. Не повезло Васысю… Уж сильно парнишка на отца похож… Слишком большое сходство. Вот смотри. – И Ксенофонтов положил перед Зайцевым снимок.

– Где взял?

– Украл. Когда мать вышла дверь открывать, я и смахнул с полки.

– Да, – вздохнул Зайцев. – Действительно… И ушки в стороны, как у отца… Что же они так неосторожно, – он опять вздохнул, медленно открыл свой портфель и вынул из него запотевшую баночку голландского пива.

– Старик! – взревел Ксенофонтов восторженно. – Да ты гений!

– Немного есть, – скромно согласился Зайцев, вскрывая банку, над которой поднялось легкое пивное облачко.

Остановив самосвал у самой калитки, Женька наскоро осмотрел кабину – не забыл ли чего? И, ссутулившись, заранее сморщившись от дождя, который сейчас окатит его, спрыгнул на дорогу. Потом с силой захлопнул дверцу, для верности подергал ручку и побежал к террасе, освещенной слабой лампочкой. Но едва оказался под навесом, увидел, что следом за ним по кирпичной дорожке, влажно мерцавшей среди деревьев, бежит еще кто-то, неуклюже стряхивая на себя потоки воды с деревьев. Женька присмотрелся и узнал Деева, соседа, занимавшего вторую половину дома, когда-то неплохого, добротного дома. Когда Деев поднялся по ступенькам, Женька увидел, что лицо у старика мокрое и какое-то растерянное.