Жена из России - Ирина Лобановская

Гений был прав.

Увидев, какой выросла дочка, отец когда-то устроил ее в баскетбольную секцию. Но баскетбол не заладился, и восторги тренера быстро угасли: Маня боялась мяча и агрессивных противниц. Зато она случайно забрела в тренажерный зал и влюбилась в "качалки" для мускулов. Через два месяца трехразовых занятий в неделю Маня стала любимицей другого тренера и работала наравне с мужчинами, выжимая довольно приличные веса. Но разве в этом дело…

— Как тебе не стыдно! — кричала в телефон Инна Иванна. — Ты приходишь домой за полночь, бабушка не спит, ждет тебя, волнуется, звонит мне! Я тоже места себе не нахожу! Я все для тебя сделала, ни в чем тебе никогда не отказывала! Мы с бабушкой тебя избаловали, и ты теперь платишь нам черной неблагодарностью!

Маня в ответ молчала. Но однажды в очередной скандалешник, когда Маша была у родителей, вмешался отец.

— Инна, не шурши! Тебе давно пора промыть мозги! Ну, что такого ты для нее сделала? Чем таким избаловала? Сказать легко, а доказать трудно! — внезапно заорал он. — Да если бы ты даже очень хотела, все равно бы ничего не смогла! Разве она каждый год отдыхает у тебя в Майами или в Альпах? Или раскатывает по Москве на "Вольво"? Может, у тебя квартирка на Кутузовском в брежневском доме? А еще краше — пятикомнатка в высотке на Котельнической? И какой благодарности ты вечно от нее ждешь и добиваешься?

— Я ничего не жду, это неправда, — сразу сникла мать. — При чем тут машины? Не увлекайся преувеличениями!

— Ждешь, Инна, и без конца напоминаешь об этом! Всякие там дурацкие стаканы воды, которые тебе некому будет подать… Это как раз твои преувеличения! Дети не просят нас о своем рождении. Это мы хотим их появления. И не даем им никакой альтернативы. Что же потом к ним приставать? Обвинять их в чем-то, чего-то от них требовать? Это наши дети, какие есть, и мы действительно должны им помочь, как можем, и по мере сил защитить от мира! Мы и так без конца ругаем Марью: неумелая, беспомощная, неприспособленная… Я сам виноват… — Отец вздохнул. — Эти идиотические разговоры об их светлом будущем и прекрасном завтра… Да в этом будущем их ожидает не пойми что! Настоящая смута и неразбериха, полный бардак! А если еще война и смерти… Что без конца талдычить о том, что у нее все впереди! Да, конечно, у Марьи еще многое случится завтра и послезавтра, но разве ты никогда не задумывалась, сколько там окажется всякой дряни?

Маша слушала непрерывные дебаты, как посторонний свидетель. Это постоянка, от которой никуда не денешься. И от которой она всю жизнь пытается убежать. Понимаешь, да?..

Только один раз в жизни отец провел с Маней целый вечер. Почему — осталось неизвестным.

— Хочешь, я покажу тебе свою Москву? — спросил он. — Мою любимую и старую, где я родился и вырос.

Маша радостно согласилась.

Они вдвоем ходили допоздна по Чистопрудным переулочкам, по Мясницкой, по Сретенке. Выяснилось, что отец хорошо знает и любит город, особенно старинный, помнит здесь буквально каждый дом, каждый поворот и может говорить об этом без всяких э-э да а-а. Но такой вечер был в Машиной жизни единственным…

Она родилась двадцать девятого февраля. Високосная дочка, смеялся отец. День рождения праздновали первого марта, и отец часто повторял:

— С твоим рождением, Марья, теперь начинается весна! И тебя нужно было, конечно, назвать Мартой. Но твоя мать настаивала на Марии. И ты почему-то не любишь весну…

Машка ее терпеть не могла, особенно раннюю, мартовскую, когда белизна медленно и неохотно расползается в грязь под сырым ветром, солнце слепит глаза, от слякоти промокают сапоги, а голова кружится и болит, потому что у Мани наследственные плохие сосуды, а вокруг вечные магнитные бури. Потом становится легче, все в погоде выравнивается, устаканивается, встает постепенно на свое место, и виски перестает ломить по утрам…

Но в тот год у нее было такое же мучительное лето. Лето вместе с Сашей.

В минуты отчаяния Маня звонила ему и просила:

— Поговори со мной!

Ей не хватало его слов. Маша хотела знать, где студент МИФИ бывает, какие у него друзья, что он читает… Зачем, для чего ему эти странные встречи, в течение которых он почти все время молчит?.. Ей хотелось знать, что он в ней нуждается, что она, Маша, ему необходима! Оправдывать его замкнутость природной чертой она не хотела и не могла. Это ведь тоже надо уметь — искать и находить оправдания другим.

Маня стала обижаться и потихоньку плакать. И давала себе зарок ему больше не звонить. Но всякий раз не выдерживала.

— Не понимаю, чего ты хочешь, — рассеянно и удивленно пожимал плечами Саша. — Что тебе рассказать? О чем? Сегодня весь день опять просидел в библиотеке. Писал курсовую. Не суть. Понимаешь, да? Давай лучше почитаю стихи.

С тех пор она невзлюбила стихи. Чужие слова и мысли, когда ей необходимы были только его.

— Не вижу в словах никакого смысла, — говорил он.

А Машка и не искала никакого смысла. Она добивалась душевной близости, которой так и не появилось между ними. Для другой Маня была еще мала, да и бабушка запрещала. А Саша не настаивал, попробовав один раз ее раздеть и получив строгий отказ. Почему она отказала ему тогда?..

Маня легко вывернулась из его не слишком настойчивых рук и аккуратно, неторопливо застегнула все расстегнутые пуговки. Она не заволновалась и не забеспокоилась. Саша смотрел на нее привычным неподвижным взором, только в глубине его глаз появилось странное, незнакомое Маше выражение. Определить его она не умела, но четко понимала, что в других отношениях не нуждается. Это проще веника, как говорит отец…

Согласись она, наверное, все сложилось бы иначе… Она могла бы… Да нет, Маня ничего не могла. Все заранее расписано за нас всех, все давно известно, и не стоит заблуждаться, считая, что вот если бы ты поступила по-другому… Не поступила бы! Никогда! Ни за что на свете. Так и только так было задумано на Небесах. И нельзя ожидать результатов, и, тем более, их заранее планировать.

Саша тоже, как и Маня, строго и категорично охранял свою территорию. Ну, ясно… А два суровых охранника рядом на соседних границах — это уже чересчур.

Маше давно казалось, что она не знает чего-то самого главного, очень важного о жизни. И если это выведать, об этом догадаться — начнется необыкновенная полоса, случится неожиданно прекрасное событие, ломающее все Манькино безрадостное и бессмысленное существование. И оно обязательно должно сломаться, раз ей этого так хочется!

По утрам Мане стало трудно вылезать из-под теплого одеяла, словно там пряталась странная тайна. Длинные ноги почему-то сильно нагревались, будто вода в кипящем чайнике. К ним было даже страшно притронуться, и в то же время все время хотелось их потрогать: они таили в себе нечто загадочное, скрытое и неведомое. Маша тайком от бабушки мерила себе температуру, убеждалась в ее нормальности и продолжала недоумевать. Что с ней происходит?..