Эра беззакония - Вячеслав Энсон

Женька выпил и засобирался.

— Моя банька, положим, не гавкнула…

— Душу не трави, сволочуга. К жмурикам еду! Страсть люблю ночью, да под коньячок.

На том и расстались.

«Ничего не меняется в ГУВДе! — мысленно возмущался Калмычков. — Хоть бы раз у дежурного оказалась машина. Хоть бы раз! То «через час будет», то «все на выезде». Или водители болеют, или срочный ремонт. Сегодня, тем более! Спросил ради интереса, без особой надежды. Дежурный чуть из штанов не выпрыгнул от возмущения. «Разве не понятно — где сегодня весь транспорт?!» Пришлось осадить маленько.

Перельмановское «где-то на Лиговке» — из той же оперы. Подняли в регистрации происшествия за последние два часа — пусто. Ни Лиговки, ни самоубийства. И за три — ничего. Оказалось, сигнал поступил еще в восемнадцать тридцать, да не с Лиговки, а с улицы Достоевского, 4.

«Понимаю, — злился Калмычков. — Перельман в операх не бегал и москвич, к тому же. Но элементарной оперативной грамотностью обладать обязан! Адрес сформулировать — в лом? Чтобы десять человек потом твою тупость не распутывали.

А временной разрыв? Ни в какие ворота! Посылать офицера Главка через четыре часа после выезда опергруппы! Зачем? Там все уже отработали. И местные, и медики, и прокуратура».

Бухтя и чертыхаясь, Калмычков завел собственную «Ладу-112» и вырулил на проспект. Ощущение прокола утихло, но, похоже, никуда не исчезло. Свернулось калачиком в подсознании и поехало вместе с ним в адрес.

Вождение успокоило Калмычкова. Простые и понятные задачи (объехать колдобину и не подставить бок кому-нибудь пьянее себя), остудили эмоции. Можно и мозгами пошевелить. Что он упустил?

«Думай, ментяра, думай. Напрягай память, может, что и всплывет.

Допустим, прокол по линии службы. Где? Документы… Разговоры… Старые дела. Вряд ли. Там всякого хватает, но явных нарушений, без возможности отмазаться, он не оставил. Не лейтенант сопливый. Разве, что за того придурка, что ребята по голове перестучали, прижать могут. Мой был приказ, а дуболомы перестарались. Почти два года прошло, и оперов тех уволили, а журналюги все правду ищут. Летом репортаж с могилы невинно убиенного на пятом канале мусолили. Случайно? Четвертый раз прогнали. То в одну, то в другую передачку монтируют. Вдруг в УСБ на моем проколе какой-нибудь козел звездочку заработать решил? Возможно? Возможно, но маловероятно. Что еще?

Крышевание?.. Недоказуемо. Взяток не беру. Еще бы сдуру не просил за мало знакомых. Черт дернул! Хотел Макарычу удружить. Корешей в Адмиралтейской прокуратуре за того пидора попросил. Что на малолетках залетел. Отмазали, а сами попались. Какие-то свои у них разборки, кормушки всем не хватило. Чудом проскочил. Если бы лично деньги возил… Может оттуда звоночек звякнуть? Кто знает…

У бандюков, случайно, не накосорезил? Нет, все под контролем… И бандюки теперь бизнесмены. Им шуму не надо. Тогда — где?

Может, Валентина, что прослышала? Город маленький, а бабам рот не заткнешь. Какой-нибудь придурок со своей поделился, и пошли трепать! Про пьянки по службе, про совещания в баньках с проверяющими. Мало ли всякого.

Стоп!.. Об этом жена знает. Третий год пилит его за общественные нагрузки. Куда от них денешся? С начальством не пить — в вечных капитанах ходить… Знает так знает.

А вот про главное — откуда в семье деньги берутся, ей догадываться не следует. Пока… Неправильно поймет. Старое воспитание. Для их же с Ксюней пользы стараюсь! Потом оценят. Вот, блин, работенка. Как на вулкане!

Нет, семейный прокол так не «пахнет». Что-то другое.

Думай, Калмычков, думай!»

К половине двенадцатого ночи припарковался в темном дворе указанного в сводке дома. Прошедший дождь почти не оставил луж. Но как освежил коктейль ароматов питерских подворотен: людская и кошачья моча, гнилой арбуз, помойный бак во всем многообразии. Прелое дерево и асфальт. Что-то еще, не поддающееся идентификации… Незабываемый микс, память сердца! Живое напоминание об оперских годах.

Искать парадное, этаж и квартиру в едва освещенных домах улицы Достоевского — то еще адреналин-шоу. Особенно ночью, когда надписи скрывает тьма, а спросить не у кого. «Даже лучше, что не у кого. Надо было пистолет прихватить», — запоздало посетовал Калмычков.

Если бы у искомого парадного теснились машины «скорой», опергруппы, прокуратуры, да еще телевизионщики, как сообщил Перельман, и дурак бы сориентировался в темном дворе. Машин не было. Пришлось искать методом «тыка», подсвечивая себе телефоном. Калмычков справился за десять минут. Благодаря природной смекалке и опыту питерского сыскаря. «Перельмана бы сюда. Одного, без оружия, и время засечь», — усмехнулся он про себя, толкая дверь квартиры пятнадцать.

После сумрака лестничной клетки одинокая лампочка, едва освещавшая бесконечный зеленый коридор, показалась прожектором. В слепящих лучах различил два силуэта, выплывшие ему навстречу. Одна из теней, тощая и взлохмаченная, проскользнула на лестницу, а другая остановилась рядом и человеческим голосом доложила:

— Капитан Егоров, Центральное РУВД, «убойный» отдел. Вас дожидаюсь, начальство велело.

Глаза Калмычкова справились с перепадом освещенности, и расплывчатый силуэт обрел очертания опера, со всеми присущими признаками: кожаной курткой, помятым лицом, а главное, запахом. Калмычков представился:

— Подполковник Калмычков, ГУВД. Кто, только что, вышел в эту дверь?

— Журналисты шастают, отбоя нет. Дело — ерунда, а они, как мухи на говно. Пришлось участкового внизу ставить, чтобы не лезли, — ответил Егоров.

— Я никого не заметил…

— Еще бы! Часа два, как разъехались. Торопились… Футбол! — в голосе Егорова прорывался сильно сдерживаемый упрек. — Труп в девятнадцать тридцать увезли. С труповозкой подфартило. Эксперты за полчаса отстрелялись, комнатенка маленькая. Со свидетелями долго возились, наши и прокурорские. Ничего путного. Из крупного начальства никто не приезжал… — Егоров замялся, соображая, что бы еще доложить. — Мое дежурство в пять вечера закончилось, на этот выезд сдуру согласился. «Нету никого, говорят, съезди Егоров, выручи». А в полвосьмого звонят, велят вас дождаться. Не кисло?.. Больно долго ехали. Футбол досматривали?

— Я перед вами не подотчетен, — оборвал Калмычков. — К футболу, кстати, равнодушен.

Калмычкову понравился капитан. Здоровая наглость. Цену себе знает, и никого не боится. «Дальше фронта — не пошлют».

— Как это, товарищ подполковник? — не поверил Егоров. — Не любите футбол?

— Не вижу в нем здравого смысла, — ответил Калмычков.

— Тяжелый случай, — Егоров покачал головой. — Как импотенция, наверно?

У Калмычкова хватило ума не вспылить. «Привык над начальством стебаться, сволочь».

— Показывай место, юморист. Кто пострадавший?

— Неизвестный мужчина, лет сорок. Огнестрел. Документы отсутствуют. Пистолет — переделка, вставка под пять сорок пять.