Леди Роз - Сандра Уорт

– Действительно, он говорил мне об этом год назад, когда уезжал. Кажется, он хотел перевести Овидия с латыни… – Внезапно сэр Джон резко спросил: – Сколько вам лет?

Когда я замешкалась с ответом, он улыбнулся:

– Если вы боитесь Руфуса, то даю вам честное слово: он никому ничего не скажет.

Я не смогла с собой справиться, прыснула со смеху и наконец сказала:

– Пятнадцать.

– Это правда, что вы находитесь под опекой Маргариты Анжуйской?

Я не представляла себе, как на меня подействует этот вопрос. Он тут же напомнил мне, что Невиллы – нежеланные гости при дворе. Сотканный мною кокон фантазии лопнул. Я тут же опомнилась. Виной тому был либо свежий воздух, от которого прояснилась голова, либо удар по моим чувствам, которые были такими же распутными, как у девицы из харчевни, либо вновь воскресшие в моем мозгу слова отца: «Не целься слишком высоко, не проси слишком многого. Самые большие несчастья мы причиняем себе сами…» Я сразу поняла, что поторопилась и сделала глупость. Брак, который когда-то связал наши семьи, стал достоянием истории; эта нить давно пресеклась. Времена изменились, ненависть усилилась. Наше былое свойство ничего не значит, ничего не меняет. Разделяющая нас пропасть остается широкой, как бурное море. Этот рыцарь принадлежал к одному из самых могущественных родов христианского мира и был врагом королевы, которой меня отдали под опеку. А вдруг он играл со мной ради собственного удовольствия, желая как-то унизить ненавистную ему королеву? А даже если это и не так, какая разница? Он для меня так же недоступен, как звезды над головой. Я забыла свое место, слишком высоко замахнулась, попросила невозможного, и Небеса ответили, послав мне огонь. Нужно опомниться, пока, еще есть надежда на спасение. Моя няня была права. Я беспечная, глупая и своевольная. Неужели я никогда ничему не научусь?

– Милорд, это правда. Я действительно нахожусь под опекой королевы. Нам не следовало быть здесь. Вы сами это понимаете. Прошу вас, верните меня моей камеристке, и давайте забудем о нашем знакомстве. – Слова срывались с моих губ, как камни.

В глазах рыцаря появилось странное выражение. На мгновение он оцепенел, потом выпрямился во весь рост и сказал чужим голосом, который вонзился мне в сердце, как стрела:

– Да, миледи, вы правы. Прошу принять мои извинения. Я немедленно отведу вас обратно. – Он согнул локоть. Я положила ладонь на его рукав так осторожно, словно прикасалась к раскаленному железу. Мы повернулись и пошли по мокрому саду в зал, который не должны были покидать.

В ту ночь я не спала. Лежала без сна в темноте и молча плакала в подушку, прислушиваясь к храпу сестры Мадлен и считая удары церковных колоколов, отмечавшие каждый час. Я знала, что никогда не забуду наш сладостный танец, но надеялась, что время излечит это горе и жизнь продолжится. Во всяком случае, так говорили прочитанные мной книги.

Утро выдалось ясным и солнечным, но веселая песнь жаворонка вновь ранила меня и окутала коконом страдания. Сэр Джон не медлил; я узнала, что он уехал еще до первых петухов. Аппетита у меня не было, и я едва ли съела бы даже кусочек хлеба, если бы меня не заставила это сделать сестра Мадлен. Мы стояли во дворе, следя за тем, как конюхи седлают наших лошадей, и мне казалось, что собаки еще никогда не лаяли так злобно. Когда колокола зазвонили к заутрене, ворота со стуком захлопнулись за нашими спинами, и мы отправились в путь. Чем дальше мы отъезжали, тем меньше становился замок из красного кирпича. Деревянные дома, окружавшие замок, постепенно сменялись хижинами, сараями, полями и унылыми пустошами. Я смотрела на высокие травы и цветы, опаленные солнцем; тишина этого мира, казавшаяся особенно пронзительной после шумного вчерашнего вечера, разрывала мне сердце, и я чувствовала себя так, словно очутилась в пустыне. Подковы моей верховой лошади цокали по дороге «клиппити-клоп, клиппити-клоп», и этот мерный звук громом отдавался в моих ушах. Не в силах справиться с собой, я натянула поводья, дала остальным обогнать себя и оглянулась на выжженный солнцем вереск, за которым остался замок Таттерсхолл.

– Вчера вечером ты смеялась и танцевала без устали, а сегодня стала тихой, как мышка рядом с котом, – повернувшись в седле, сказала сестра Мадлен. – В чем дело, та Cherie.[14]

Я не ответила. Мне казалось, что я потеряла дар речи. На сердце лежала тяжесть, слезы слепили глава. Догнав сестру Мадлен, я наклонила голову и спрятала лицо.

Сестра сжала мою руку.

– Ты молода, детка, – негромко сказала она. – Однажды придет другой и заставит тебя забыть.

Тут я подняла голову, посмотрела на сестру Мадлен и поняла, что впервые вижу старую монахиню такой, какая она есть.

Август 1456 г.

Я бежала под проливным дождем по каменистому, поросшему колючками склону холма и не могла остановиться. Я не знала, куда бегу, знала только то, что должна спасаться от какого-то преследовавшего меня создания. Охваченная черным страхом, я оглядывалась; мое сердце колотилось, в ушах звенела кровь, но тьма была непроглядной. Где спасение? Где убежище? Если эта тварь схватит меня, моей судьбе не позавидуешь! Ужас добавлял мне сил, но, когда дорога стала грязной, скорость моего передвижения замедлилась. Неизвестно откуда взявшиеся узловатые сучья извивались и были полны грозной жизни; они дышали и хватали меня, когда я в темноте пробегала мимо. Я пыталась не кричать и бежала дальше, то и дело спотыкаясь и чуть не падая. Воздух оглашали рыдания и жалобные вопли. Я заткнула уши, чтобы не слышать их. Внезапно дорога кончилась. Что-то преградило мне путь; но, как ни странно, я почувствовала не страх, а успокоение. Перед моими глазами реял цветок; то была белая роза. Почувствовав, что крики прекратились, я перестала затыкать уши, и роза плавно опустилась мне в руки. Меня восхитила ее странная, почти эфирная красота. Потом я подняла глаза. На меня с улыбкой смотрел сэр Джон Невилл. Меня залила теплая волна, губы раздвинулись от радости, и я уронила цветок. Сэр Джон наклонился его поднять, потом выпрямился и превратился в незнакомца, стоявшего в тени, где я не могла видеть его лицо. Незнакомец протянул мне цветок, но теперь роза была алой, а не белой. Я не хотела ее брать, однако роза сама прыгнула мне в руки, и я увидела, что с ее лепестков капает кровь. Это кровь превратила белую розу в алую! Я бросила цветок и отпрянула, вскрикнув от ужаса…

Я очнулась, сидя в кровати, мокрая от пота, с безумно колотящимся сердцем.

– Бедное дитя, тебе приснился страшный сон, но жар наконец прошел. Скоро ты поправишься. – Сестра Мадлен убрала руку с моего влажного лба. Она повернулась, села на край кровати, окунула тряпку в тазик с водой, который держала какая-то девушка, и протерла мне лицо. Я вздрогнула от холода. Прение, отуманенное сном, начало проясняться. Я осмотрелась. Вокруг не было ничего, кроме каменной стены спальни, окна и сундука.

– Сколько я проболела? Где мы? – спросила я.