Блудное чадо - Дарья Плещеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это было вранье – не завтра, а сегодня же, и не сам, а пусть матушка Марфа Андреевна сходит. Ей, матушке, сподручнее к подьяческой дочке приглядеться, она, может, что важное разведает. Тем более, как все пожилые бабы, она страсть как любит все сватовские и свадебные затеи.
До вечера Ивашка успел сходить в Посольский приказ, поузнавать насчет будущего Петрухиного тестя, застрял дотемна, а когда вернулся – оказалось, во дворе сидит сердитый Башмаков.
– Где тебя нелегкая носит? – напустился он на Ивашку. – Поди приведи ту бабу, что ты вместе со своей женой из Курляндии вывез. Я за ней вашу дворовую девку посылал, так она у вас бестолковая – ушла и пропала.
Ивашка привел Анриэтту.
Она уже привыкла одеваться на русский лад, в летник поверх красной рубахи, отвыкла от корсетов, но очень не любила прятать волосы – а ее светлые волосы, если их распустить, были превеликим соблазном. Однако, узнав, что ждет дьяк Приказа тайных дел, она убрала косы в волосник, а сверху – простой белый повойник, но не удержалась – выпустила на лоб короткие кудряшки. Так на Москве не было принято, но она раз в два-три месяца просила Денизу подкоротить кудряшки и, глядя в тусклое зеркальце, видела себя прежнюю.
Башмаков встал и поклонился – не в пояс, мазнув пальцами по земле, а кивком и легким наклоном стана. Примерно так же поклонилась ему и Анриэтта.
– Толмачить будешь, – сказал Башмаков Ивашке. – Как тогда.
«Тогда» Ивашка переводил их разговор с русского на французский и обратно.
Анриэтта подтвердила, что слышала о побеге Воина Ордина-Нащокина. А на вопрос о подстерегающих беглеца опасностях ответила так:
– Он знает о польских, голландских и французских нравах только из книг и по встречам с теми иноземцами, которые бывали при курляндском дворе. Но там все стараются быть кроткими, как голуби. Он не знает, как ярится польский пан, над которым неудачно пошутили. Он не знает, как французский дворянин вызывает на дуэль за кашель или чихание в своем присутствии. И его никто не обучал ни рубке на саблях, ни фехтованию на рапирах и шпагах. Так что первая опасность – смерть в поединке. Но, господин Башмаков, это еще не самое страшное.
– Что вы имеете в виду?
– То, что в лучшем случае он умрет, не успев причинить вреда своему государю.
Башмаков, услышав перевод, посмотрел на Анриэтту озадаченно – не ждал, что женщина способна так рассуждать.
– Какого вреда нам от него ждать?
– Иезуиты, господин Башмаков… Вот кто вцепится в него мертвой хваткой. Потом он вернется, он на коленях приползет к своему батюшке, он получит прощение, ваш государь его помилует… Но он уже будет тайным католиком! И он уже будет служить иезуитам! Все, что он будет делать в Москве, он сделает во благо общества Иисуса.
– Вы католичка?
– Да. Но я просто католичка, я верю в Бога так, как меня в детстве научили. Я верю… я верю, когда мне нужна Божья помощь, когда я в опасности… тогда я очень горячо верю! Но я не желаю власти. Я видела, как борются за власть, и поняла: люди, которым нужна власть, далеки от веры. А братству Иисуса нужна только власть. Они, как муравьи, способны пролезть в любую щель. Знаете ли, как они сейчас взяли в свои цепкие лапы польское королевство?
– Я слыхал.
Ивашка покосился на Башмакова: ему казалось, что дьяк Приказа тайных дел знает все на свете; во всяком случае, чем живет Речь Посполита, он знать обязан. Та простая мысль, что Башмаков – не змей-горыныч, имеет всего одну голову и эта голова не в состоянии вместить сведения, которыми располагают все государевы приказы, Ивашке пришла уже потом.
– Они там уже лет сто, не меньше. Все школы в их руках, они отличные учителя, да только их наука – им одним на пользу, а полякам – во вред. Я слыхала, будучи в Курляндии, что «кровавый потоп» по их вине возник. Что паны после их выучки не смогли поладить с казаками. Хотя точно я не знаю… Но от них всего можно ожидать.
– Они и к нам приходили, чтобы посадить на русский трон королевича Владислава, – сказал Башмаков. – Это давно было, больше чем полвека назад. Нашелся человек, объявился в Польше, выдал себя за покойного царевича Дмитрия. Здесь бы не посмел, здесь бы его сразу вывели на чистую воду… Переведи, Ванюша, повразумительнее. А там – сошло! Иезуиты поняли, какой клад им в руки дался. Этот Лжедмитрий обещал им, если приведут его к власти в Московии, вся Московия подчинится папе римскому. Ввели самозванца в дома вельмож, посватали ему дочь сандомирского воеводы Мнишека – Маринку, добились того, что король Сигизмунд стал собирать войско для похода на Россию. А самозванец от православной веры торжественно отрекся – хотя черт его разберет, какой он веры до того был. В Москву-то он попал – на коне въехал, а из Москвы по воздуху улетел…
Ивашка воззрился на Дементия Минича: неужто на луну? Да и Анриэтта явно удивилась.
– Убили, тело сожгли, пеплом пушку зарядили да в сторону Польши выстрелили, – объяснил Башмаков. – Что ты так глядишь, Ванюша? Такие вещи знать надобно. С той поры, со времени великой Смуты, мы здесь иезуитов не любим. И к себе не пускаем.
– Правильно делаете. А сейчас ваш перебежчик может им узкую щелочку открыть, и они протиснутся. Они ведь не носят сутан…
Ивашка перевел слово «сутаны» как «монашеские рясы».
– Они знают ремесла, они обучены такому обхождению, что любого на что угодно уговорят. А господина Ордина-Нащокина и уговаривать не придется – особенно когда у него деньги кончатся.
– Вы все очень хорошо объяснили.
– Я еще не все объяснила! Знаете ли вы про государство Парагвай?
Башмаков посмотрел на Ивашку, Ивашка – на Башмакова. Оба услышали это слово впервые в жизни.
– Я сама плохо себе представляю, где это, надо посмотреть в какой-нибудь космографии. Иезуиты начали там проповедовать. Они увлекли бедных индейцев, они построили города, они говорили, что хотят защитить индейцев от жестоких португальцев и кровожадных испанцев. Им поверили! Они ведь отличные проповедники и охотно учат чужие языки. И они создали свое государство в государстве. Поверьте, если сюда придут иезуиты, вы по речи не сможете отличить их от природных московитов. А проповедовать они будут так, что толпа зальется слезами восторга. Судьба индейцев была такова: у них отняли всю собственность и загнали их в мастерские и на огромные поля. За работу и послушание им выдают только еду и одежду. Они выделывают кожи, прядут шерсть, выращивают табак и много иного, все это иезуиты продают за большие деньги, а деньги идут в казну ордена. Для них главное – братство Иисуса, сами себя они не называют иезуитами… Теперь понимаете, что будет, если они проберутся в Московию?
– Вас настолько беспокоит судьба Московии? – удивился Башмаков.
– Вы простодушны, как те парагвайские индейцы, – ответила Анриэтта. – Я не желаю вам такой судьбы, вот и все. Я не желаю, чтобы духовником вашего царя был иезуит. Я не желаю, чтобы ваших царей убивали потому, что они не угодили иезуитам. Так было много лет назад, когда они наняли убийцу для доброго короля Генриха. Но что я могу? Только сказать вам о своих опасениях.