Книги онлайн и без регистрации » Романы » Экранизации не подлежит - Гарри Т. Ньютон

Экранизации не подлежит - Гарри Т. Ньютон

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 68
Перейти на страницу:
и набившая оскомину, что хотелось создать персонажа нового типа, более современного и ожидаемого всей аудиторией. «А что если стендап-комик? — подумал Григорич. — На это вполне может клюнуть продюсер. Стендаперство давно уже стало субкультурой, а уж как стендаперы могут обижать — и говорить не приходится. Итак, скандальный стендапер?» Довольный неожиданной находкой, Григорич перешел к следующему пункту: проблема, с которой сталкивается главный герой. Задумался, грызя ручку. «Он обидел со сцены, скажем, мэра города. А дальше? На выходе из зала получает в челюсть от людей без лиц? Или со связанными руками его бросают в иномарку с тонированными стеклами?» Попахивало тошнотворной чернухой девяностых, которой и так полно на всех телеканалах. Григорич сразу же отверг банальный предсказуемый вариант. Его интересовала драматическая или даже мелодраматическая история об антигерое, который поначалу выглядит циничным хамом и бессовестным мерзавцем, но проходя через опасные испытания, встречая на своем пути и любовь и предательство, многое начинает осознавать, во многом раскаивается и в финале меняется в лучшую сторону.

Пока ясно было одно: Вадим Гранин (фамилия придумалась не случайно — герой все время ведет себя на грани фола с людьми, из-за чего и сам балансирует между жизнью и смертью) сталкивается с проблемой: он обидел человека, который вскорости умер. И родственник покойного… Григорич задумался: «Конфликт. Какой здесь конфликт? Это должен быть антагонист, который сильнее Вадима не физически, а морально, обладает каким-то даром, компроматом, тайной, раскрытие которой для Гранина смерти подобно. Что-нибудь эдакое, иначе зритель просто переключит на другой канал. «Антагонист….антагонистка…» От волнения у Григорича из-за никак не приходящей нужной мысли пересохло в горле. Тихонько поднявшись, чтобы не разбудить жену, которая и без того все время ворочалась и скорее всего притворялась спящей, ибо тоже волновалась, он вышел на кухню за очередной банкой кофейного напитка. Когда вернулся, Рита слегка привстала на кровати и полушепотом произнесла:

— Пусть Вадим будет виноват в смерти ее ребенка.

Банка чуть не выпала из рук Григорича. Удивленный, он спросил:

— Тебе что-то приснилось? Спи.

— Ты просто уже полчаса вслух разговариваешь.

Наступила пауза и Рита сказала о другом.

— Мама приснилась. Давай на кладбище съездим.

— Угу, — пробурчал Григорич. — Съездим.

— Я Вову попрошу, пусть нас отвезет.

— Отвезет? — поднял брови муж.

— Мне кажется, после инцидента с Машей он чувствует вину и захочет….

Григорич усмехнулся, от чего Рита нахмурилась.

— Он и вдруг чувствует вину? Мы точно об одном и том же царьке говорим?

— Прекрати. Ты со мной?

— А как же, — задумчиво вперив глаза в стол, пробубнил Григорич. — Только давай утром поговорим, ладно? Я и так специально не включаю компьютер, чтобы он не тарахтел на твои нервы. Спи.

— К маме хочется… — прошептала Рита и снова легла. Она повернулась на другой бок и вздохнула. «Снова обидел ее, — вздохнул и Григорич. — Вот чего я такой придурок? Ритулька — единственный дорогой мне человек, без ее забот я давно бы умер. Вижу, как она страдает, как хочет всех помирить, всем помочь, как разрывается между всеми, а меня словно изнутри бесы мордуют: нет-нет да ляпну что-нибудь дрянное. Нет, я и есть мой главный герой. Прости, мася. Хм…виноват в смерти ее ребенка, говоришь. То есть его враг — женщина. А он чем-то оскорбил ее сына со сцены и тот…. Что же тот? Повесился? Или…Нет-нет, сложнее надо. Сложнее и неожиданней».

Впервые за последние десять лет Григорич пожалел, что бросил курить. Сигарета хоть и благодаря внушению, но всегда стимулировала его к размышлениям. Григорича зацепил антагонист. Противоборство с женщиной всегда интригует и никто никогда не знает, к чему оно приведет: к любви или ненависти, будет ли великое спасение или подлый удар в спину, а может, придется испытать все сразу — как в общем-то и случается, если имеешь дело с женщиной. Правда, Григорич решил не указывать в логлайне имя антагониста, ибо к нему полагалось добавлять и фамилию, а это еще одно лишнее слово. О лаконичности он не забывал на протяжении всей ночи, и вздрагивал как от занозы в пятке. Наделив врага Вадима коротким и емким именем — неизвестный, Григорич перешел к пункту: Что случится, если герой не добьется цели? Не колеблясь, автор решил, что ставка должна быть очень высокой, а именно: жизнь. Правда, для этого нужно так развить персонажа, чтобы зритель стал сопереживать ему и не находить себе места при каждой опасности, которой подвергается Вадим Гранин. Но дело осложнялось тем, что в сценарии протагонист и антагонист как бы меняются местами и зритель скорее посочувствует женщине, у которой погиб сын, а не Вадиму, который хоть и косвенно, но все же виновен в смерти ее мальчика. «Задачка», — хмурился Григорич и продолжал блуждать в дебрях сюжетных перипетий, стараясь как-то помочь выбраться своему герою из той каши, которую заварил жестокосердный автор.

А ночь постепенно стала убывать. Уже минули так называемые часы волка — с двух до четырех. Уже стало холодать, как обычно бывает под утро. Уже стали пробуждаться робким зеленым светом уличные фонари, разгораясь в более уверенный и жизнеутверждающий светло-желтый. А Григорич, который уже ничего не соображал от обилия вариантов, тупо смотрел на стопку исписанной бумаги толщиной сантиметров в шесть и спрашивал себя вслух:

— Блин! Как же теперь все это вместить в двадцать пять слов? Я столько знаю и о внутреннем мире Вадима и о его сильном и вместе с тем несчастном враге, и о той невообразимой психологической драме, которая между ними разгорится, и о тайне, которую Гранин скрывает вот уже двадцать пять лет, и о многом другом. А какой гениальный финал я придумал! Такого еще не случалось в мировом кинематографе, клянусь. Зритель ахнет на последней секунде. Возможно, разрыдается. И вот если я упущу в логлайне хоть малейшую деталь из всего придуманного, редактор ничего не поймет, скривится от скуки и равнодушно удалит заявку в корзину. Ах, а в сценарии столько вкусностей, философии, ума и юмора. Обидно, как же обидно будет не рассказать все зрителю до конца. Какой же я бездарно многословный.

Пока Григорич неистово жалел себя любимого, рука автоматически водила по листу, а перед глазами стояли его персонажи — как положительные, так и отрицательные — и ждали появления на свет, взволнованно смотря вдаль — в будущую жизнь, которую уготовил им неуверенный в себе автор. Они словно хотели сказать ему: «Да плюнь ты на эти двадцать пять слов. Мы скажем больше, но зато так, что мир содрогнется, а отголоски наших слов войдут в

1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 68
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?