Сочинения в трех томах. Том 3 - Майн Рид

Впрочем, морякам некогда было заниматься разговорами. Вплотную приблизившись к фрегату, темное облако охватило его в свои мрачные, душные объятия. Туман облепил борты, затянул паруса и стал торопливо расползаться по палубам, оседая на них крупными, тяжелыми каплями. Доктору пришлось отказаться от того подвига человеколюбия, к которому он готовился. О вторичной поездке катера на барк не могло быть и речи. Отыскать в тумане маленькое судно не легче, чем найти иголку в стоге сена. В подобных случаях самые быстроходные корабли и самые отважные матросы чувствовали себя совершенно беспомощными.

Через несколько минут команда фрегата перестала думать не только о чилийском барке, но даже и об оставшихся на нем товарищах. С глаз долой — из сердца вон! Под давлением жестокой необходимости эта жестокая поговорка стала на короткое время правдой. Экипаж всецело погрузился в исполнение своих обязанностей. Почти в тот самый миг, как мачты исчезли за темной мантией тумана, на фрегат налетел первый порыв ветра.

То и дело раздавался громкий голос капитана, отдававшего в рупор приказания относительно уборки парусов. Приказания эти исполнялись с быстротою и точностью, свойственной матросам военных кораблей. Вскоре фрегат заколыхался на бушующих волнах под одними только штормовыми парусами.

Вид штормовых парусов всегда наводит моряков на грустные размышления. Их ставят только в момент исключительно напряженной борьбы с водою и ветром, в те моменты, когда разгневанная стихия вызывает человека на смертный бой.

Положение окутанного туманом фрегата было довольно опасно. Море, еще недавно такое спокойное, как будто обезумело. Волны неистово взвивались кверху, напоминая могучих белогривых коней, мчащихся во весь опор. Громадный военный корабль, обычно чувствовавший себя господином океана, сделался его рабом. В эти минуты он казался легче перышка. Океан точно играл с ним, то перебрасывая его с вала на вал, то низвергая в пучину. Команда помогала ему в борьбе, чем могла. Мысли о других судах — даже о судах, подающих сигнал бедствия, — покинули ее. Ведь не исключена была возможность, что и фрегату придется выкинуть перевернутый флаг. На борту его находились смелые, ловкие, опытные моряки, великолепно знавшие свое дело и не раз уже отражавшие беспощадный натиск стихии. Но поручиться за благополучный исход борьбы не мог никто. Шквал становился все сильнее. Не слушаясь руля, фрегат, как щепка, носился по волнам.

Существовало только два пути к спасению. Капитану пришлось выбирать между ними. Нужно было или лечь в дрейф и «отстаиваться», или пытаться спастись бегством. Но уходить от шторма — значило уходить от барка. Таинственное судно (его так и не было видно) вряд ли могло сдвинуться с места. Казалось наиболее вероятным, что лейтенант, принявший, очевидно, командование над ним, распорядился немедленно убрать паруса.

Тщательно взвесив все за и против, капитан решил остаться там, где его настиг шквал. Судно круто повернуло к ветру.

Сердца моряков были полны тревоги. Они беспокоились не за себя, а за товарищей. И боцман, и мичман, и лейтенант пользовались всеобщей любовью. Какова их судьба? Все думали только об этом, но никто не высказывал своих мыслей вслух. Каждый понимал, что загадочному чилийскому барку, идущему под перевернутым флагом, грозит огромная опасность.

Время от времени неистовый вой моря заглушался какими-то иными, еще более мощными звуками. Это были пушечные выстрелы, раздававшиеся каждую минуту на борту фрегата. Военный корабль не взывал о помощи. Он только старался поддержать бодрость в тех, кто, быть может, находился на краю гибели.

Наступил вечер. Мрак сделался еще гуще, еще непроницаемее. Но положение фрегата изменилось мало. Дружная атака ветра и тумана, заключивших между собою союз, продолжалась всю ночь. И всю ночь продолжали ежеминутно звучать громкие выстрелы. Ответа на них не ждал никто. Все были почти уверены, что на борту зловещего барка нет пушек.

Незадолго до рассвета ветер немного улегся, и тучи рассеялись. Туман медленно стал редеть. Отдельные куски его пронеслись куда-то в сторону. Вместе с пробуждавшимся днем пробудились и надежды. Матросы и офицеры поголовно высыпали на палубу. Прижавшись к борту судна, они с волнением начали всматриваться вдаль.

Туман рассеялся. Воздух прозрачен. От темной завесы не осталось и следа. Серая дымка исчезла. Небо голубое и ярче лент, украшающих гоночные лодки. На успокоившихся, мягко закругленных, нежно рокочущих волнах больше не видно белых пенистых гребней. Моряки дружно напрягают зрение. Глаза их пробегают по каждому сектору безграничного водного простора. Офицеры обводят биноклями горизонт. Их взорам представляется круг, в котором сливаются две синевы. Кроме моря и неба, не видно ничего. Широко распахнув крылья, парит в голубом небе альбатрос. Быстро пролетает на север бело-розовый фаэтон. Но ни барка, трехмачтового или иного, ни шлюпок, ни мачт, ни парусов нет и в помине. Один только фрегат слегка покачивается на спокойных волнах Тихого океана. Он производит впечатление затерявшейся в бесконечности точки. Моряки печальны. Чувство тягостного недоумения овладевает ими. Что же дальше? Где барк? Какова участь товарищей?

Только один решается высказаться громко. Это тот самый матрос, который уже дважды предвещал беду. Теперь он в третий раз повторяет свое предсказание. Голос его звучит необычайно уверенно.

— Никогда в жизни не увидим мы больше ни смелого лейтенанта, ни юного мичмана, ни старого боцмана. Никогда!

Глава V

ДВА АНГЛИЙСКИХ МОРЯКА

То, о чем сейчас будет речь, произошло в Сан-Франциско, столице Калифорнии, осенью 1849 г., за несколько месяцев до только что описанных событий.

Странный это был город! Резко отличаясь от Сан-Франциско наших дней, он в то же время не имел ничего общего с Сан-Франциско 1848 года, или, говоря иначе, с безвестным селением Иерба Буене, получившем в этом году новое название, заново обстроившемся и, в сущности, заново родившемся.

В 1848 году Иерба Буене состояло из крохотных кирпичных домиков и служило портом миссионерской станции Долорес. Две трети небольших шхун, ежегодно заходивших в этот порт, увозили сало и кожи, бывшие главной статьей дохода местных жителей.

Проснувшись однажды утром, обитатели кирпичных домиков с изумлением увидели целую флотилию кораблей, теснившихся в Золотых Воротах и бросавших якоря на том месте, где должна была бы