Black Sabbath. Добро пожаловать в преисподнюю! - Мик Уолл

Гизер и Оззи остались не слишком довольны произошедшим. Для Гизера это означало, что придется отказаться от гитары и стать басистом – к тому времени они нашли еще и слайд-гитариста по имени Джимми Филлипс, так что выбор был небольшим: либо идти на вакансию басиста, либо уходить вообще, а на последнее Гизер точно бы не согласился. Для Оззи же это стало возвращением на школьную игровую площадку, которую он так ненавидел. Но, опять-таки, выбор был прост: либо это, либо ничего, а «ничего» Оззи уже надоело.

К тому времени как они начали репетировать, к группе прибился еще и саксофонист по имени Алан «Аккер» Кларк, и она получила новое название – The Polka Tulk Blues Band. Имя, по словам Оззи, украли «у пакистанского магазинчика в Хэндсворте».

– Мы ехали на наш первый концерт. Названия у нас еще не было, а потом мы проехали мимо этого магазина, Polka Tulk, и я сказал: «О, похоже на хорошее имя».

По дороге на этот концерт (в кемпинге неподалеку от Карлайла, куда им удалось попасть за счет старых связей Тони и Билла в Mythology) Тони был довольно мрачен.

– Я огляделся и подумал: «Господи, во что я в этот раз ввязался?» А еще я подумал, что все это долго не продержится.

Он был прав. Так и оказалось.

Они чуть ли не мгновенно вцепились друг другу в глотки. Тони и Билла в Карлайле считали местными героями и хорошо помнили их по Mythology, так что Тони было очень обидно, что возвращение в Карлайл получилось настолько бесславным, среди групп второго и третьего эшелона. Он не знал, куда провалиться, увидев, как Гизер достает одолженный у кого-то бас с тремя струнами.

– У него не было денег на четвертую струну. И он приперся, одетый как хиппарь, в какой-то белой индусской фигне – словно только что тайком выкушал кислоты.

Когда явился Джимми Филлипс, «одетый, словно один из подручных Робин Гуда», Тони и Биллу, одетым в простые футболки и джинсы, стало совсем неловко.

– Мы с Биллом переглядывались, не понимая, что вообще происходит…

Гизер и Оззи тоже были в замешательстве. Их резко выдернули из зоны комфорта, они выступали с ребятами, которые, как им казалось, уже вышли на более высокий уровень, так что на первых концертах они выступали кое-как, отчаянно стараясь дотянуться до остальных. Но именно их музыкальные недостатки стали определяющими для характерного саунда Sabbath.

Угрюмый вокал Оззи не подходил для медовых песенок блюз-роковых групп того периода вроде Traffic и Fleetwood Mac, но вот на фоне звуковых залпов, благодаря которым Black Sabbath позже завоевали свою репутацию, его голос казался тонким слоем глянца, покрывавшим угрожающую машину, склепанную из «листового металла» риффов и неистовых ритмов, – зловещим, отрешенным, неконтролируемым.

Гизер несколько дней занимался в продуваемой всеми ветрами комнатке над одним из пабов в Астоне, настроив свой Telecaster пониже, чтобы он звучал как бас-гитара. Но играл он на нем все равно как на гитаре. Вместо того чтобы идти против ритма, как в основном поступали бас-гитаристы, он в точности следовал за риффами Тони, а со временем постепенно начал добавлять к ним собственные небольшие риффы – этому трюку он научился у Джека Брюса из Cream. Поначалу это звучало как-то неуклюже, но после того, как он в совершенстве отработал такой стиль на настоящей бас-гитаре – со всеми четырьмя струнами, – это придало звучанию Black Sabbath еще бо́льшую тяжесть.

– Я следовал за риффом. И мне нравилось извлекать искусственные ноты.

Подтяжка струн, искривление разума…

Впрочем, им далеко не сразу удалось убедить Тони и Билла в том, что они хоть чего-то стоят. На тех первых концертах Оззи, одетый в выцветший кафтан, который Гизер одолжил ему еще во времена Rare Breed, настолько сильно нервничал, что прятался где-то на краю сцены, спокойно уступив ведущую роль Тони. Хотя его голоса все равно толком не было слышно – настолько катастрофический шум возникал из-за жуткой какофонии гитар, саксофона и барабанов, которые играли как им вздумается.

– Мы тогда играли двенадцатитактовый блюз, – вспоминал Гизер, – одни каверы… Dust My Blues Джона Мэйолла и Cream, вроде Spoonful.

Они специально не играли ничего, что считали очевидными попытками заигрывать с публикой. Даже Джими Хендрикс казался «немного слишком коммерческим». Уже тогда, в таком зачаточном состоянии, по словам Гизера, они «шли против всего, что было популярно».

Polka Tulk Blues Band продержалась всего два концерта: в кемпинге в Уайтхейвене и в бальном зале в Карлайле. Первый концерт закончился очень внезапно: раздосадованные дальнобойщики стали вставать и расходиться после первого же номера. Бывшие фанаты Mythology не преминули сообщить о своих задетых чувствах. «Какого хрена вы играете с этим ужасным певцом, он же безнадежен?! – вспоминал Гизер вопрос одного из поклонников, обращенный к Тони и Биллу. – А другой дебил вообще не умеет играть на басу. Верните прежних ребят!» Второй концерт тоже закончился плохо: толпа особо бдительных горожан решила, что группа пытается увести их женщин, и накинулась на них с бутылками и стульями, когда они загружали аппаратуру в микроавтобус после концерта.

– Они нас чуть не убили! – вспоминал Гизер. Вызвали полицию, и они арестовали нападавших, но их главарь – «огромный, огромный здоровяк!» – успел задушить одну из полицейских собак.

– Ну все, п*здец. Мы точно никакой работы не получим, – подумал Тони.

Едва они выехали обратно в Бирмингем, до которого было миль двести, и Тони окончательно вышел из себя. К счастью для Гизера и Оззи, его гнев был направлен только на саксофониста и второго гитариста, в которых он и до концерта не был особенно уверен, но теперь именно их ждала расплата за то, что он так опозорился перед бывшими фанатами. «Они уходят. Пусть дальше едут на велосипедах», – объявил он. Никто не спорил. Особенно Оззи, который еще в школе понял, что лучше не высовываться, когда у Тони «такое настроение». Но если из-за ухода Джимми Оззи расстроился («Я, Джимми Филлипс и чернокожий басист по имени Роско Джи, позже игравший в Traffic, одно время спали в одной кровати, потому что у нас денег не было», – позже рассказывал он), то вот Кларку, который играл исключительно Take Six, он с удовольствием сказал «скатертью дорога».

– Я и по сей день не выношу этой долбаной мелодии!

Вместе с ними ушло и название – группа переименовалась в The Earth Blues Band, но эту громоздкую конструкцию сократили до Earth. Впрочем, эти перемены практически не сказались на репертуаре. Они по-прежнему рассчитывали на тот же музыкальный «бульон» из блюзовых каверов и психоделических импровизаций, перемешивая Хаулин Вулфа и Джона Ли Хукера с Cream и менее известными современными белыми рокерами вроде Aynsley Dunbar Retaliation. Тони Айомми по-прежнему был не слишком уверен в их способностях, так что по большей части они «играли одну и ту же песню снова и снова, лишь слегка варьируя темп». К счастью, в середине шестидесятых концертная сцена Мидлендса была на пике – там выступали все тогдашние звезды чартов, а также многие местные таланты. Сейчас модно говорить, что Мидлендс стал местом рождения хеви-метала, на самом деле главным музыкальным вдохновением для самых значительных групп региона в середине шестидесятых служили американский соул и ритм-энд-блюз. Контрактов на запись было мало, но в то время, когда лишь Ливерпуль считался хоть сколько-нибудь важным центром музыки после Лондона, концертная сцена в Бирмингеме и Мидлендсе процветала. Музыканты вроде Джона Бонэма и Роберта Планта получили первое признание, выступая в так называемой «Сети Мамаши Рейган» – в клубах, которыми владела пресловутая миссис Рейган; а также «Олдхилл-Плаза», «Хендсворт-Плаза», «Клубе Гарри Оуэна» и «Бирмингем-Каверн». Они играли в составе групп вроде Terry Webb & The Spiders, The Nicky James Movement, Locomotive и A Way Of Live, где также играл будущий басист Fairport Convention Дэйв Пегг. Кроме всего прочего, Бонэм недолго входил в состав The Senators, сыграв на песне She’s A Mod из компиляционного альбома 1964 года Brum Beat.