Испытание киллера - Лев Пучков

История с Берковичем имеет продолжение. В процессе ликвидации этого товарища меня в буквальном смысле поймали на месте преступления и насильственно завербовали (шантажировали, сволочи, ой как шантажировали) люди из весьма странной и непонятной организации. Вот уже два года я на нее работаю, а до сих пор не могу точно утверждать, политическое ли это общество по типу «красных бригад» или частное образование, обильно субсидируемое нашими высокопоставленными лицами, действительными хозяевами России.

Организация эта готовит высокопрофессиональных убийц разнообразной ориентации и, используя их, осуществляет различные акции, направленные на достижение ей одной ведомых целей (подробнее — в «Профессия — киллер»). Не буду распинаться, скажу только, что эта организация может, как мне представляется, рулить ситуацией в стране как ей вздумается. Устраивать мини-перевороты, менять как перчатки политиков и солидных делокрутов, пачками отстреливать депутатов. И не только отстреливать. Я не удивлюсь, если в один прекрасный день окажется, что треть верхней палаты парламента одномоментно объелась грибов и от этого сдвинула лыжи или померла в страшных муках от лучевой болезни. Потому что помимо убойных категорий: снайперов, бойцов и саперов — исполнительское звено этой организации имеет в своем составе натуралистов. Чем эти товарищи занимаются, вы уже знаете. Могу лишь добавить: гордиться, конечно, нечем, но без ложной скромности заявляю, что нас не много (мой порядковый номер — 4) и каждый специалист экстра-класса. Управление организации проводит тщательную селекцию среди наиболее талантливых мерзавцев типа меня и самых перспективных готовит по специализации в Школе, делая из них совершенное оружие уничтожения. Я, например, за последние два года, помимо выпускного экзамена, исполнил восемь акций… пардон — со Снеговым уже девять. Рекламаций со стороны работодателей не было.

Для удобства в общении организация именуется ПРОФСОЮЗОМ. Я считаю, что это объективно. Судите сами: профессиональный союз, сборище профессионалов. Дилетантам там места нет. Непрофессионал (не усвоивший в совершенстве все аспекты и нюансы работы) в ПРОФСОЮЗЕ очень быстро умирает. Для этого существуют специализированные бригады ликвидаторов. Очень, хочу заметить, нехорошие и пасмурные дядьки — разок пришлось пообщаться, до сих пор, как вспомню, мурашки…

Сейчас, после наработки определенного стажа, я чувствую, что имею в этом синдикате убийц закрытого типа определенный вес. Мне позволяют спорить и возмущаться условиями работы, оказывают поддержку во всем, что касается специализации, и вообще я чувствую за своей спиной могучую силу, страшную своей неизведанностью и непредсказуемостью. Меня уже не обзывают по порядковому номеру, теперь я — Капитан. Это удобно во всех отношениях. Обычно Диспетчер ПРОФСОЮЗА звонит и говорит: «Капитан, ПРОФСОЮЗ решил (или — ПРОФСОЮЗ хочет) то-то и то-то». Я уволен из войск и лишен последнего на момент состояния в должности звания — капитан. Так что, если у кого-то и достанет ума подключиться к моему аппарату, он ничего особенного не услышит. Просто кто-то из бывших коллег обращается к сослуживцу.

Вот в общих чертах вторая сторона моего существования. И последнее, что нуждается в пояснении: Милка. Моя извечная боль и постоянный укор.

Когда-то, еще служа Родине во Внутренних войсках, я имел неосторожность убить одного неловкого мужика кавказской национальности. В принципе, он сам виноват: не научился толком обращаться с ножом, а туда же — приспичило ему, видишь ли, завалить офицера спецназа! Развлекался бы несколько иначе, глядишь, еще бы жил да жил. Так вот у этого парниши оказался брательник — Тимур. Его в тот раз я добить не догадался, а надо было. Понимание этого пришло несколько позже, с опытом. Когда убиваешь кавказца, надо вырезать весь его род. В противном случае через некоторое время кто-то из этого рода обязательно придет за твоей жизнью.

Тимур поклялся отомстить мне — даже расписку прислал, чтобы я проникся до глубины души. Эту угрозу я воспринял очень серьезно, но прошло много времени, острота ситуации постепенно сгладилась, и я потерял бдительность.

Потом я встретил Милку, влюбился в нее безоглядно и… и был жестоко наказан. Тимур со своей бандой выкрал мою женщину, чтобы заполучить меня для расчета. Их было четверо, и за те несколько часов, что Милка находилась в их власти, они делали с ней все, что хотели. Прошло уже два года, но каждый раз, как вспомню об этом, сердце кровью обливается…

Да, в тот раз Тимур получил расчет, но по моему раскладу. Мне помог ПРОФСОЮЗ. Воспользовавшись его услугами, я нашел похитителей и убил их без малейшего содрогания. Стер с лица земли. Я надеялся, что, покарав этих нелюдей, тем самым уничтожил память о том, что испытала моя женщина, но просчитался. Милка испытала сильнейший психоэмоциональный стресс, в результате ее пришлось поместить в элитарную психиатрическую клинику и почти год платить бешенные бабки за лечение. Спасибо Дону — фирма взвалила все расходы на свои плечи.

Затем дело вроде бы пошло на поправку: Милку разрешили содержать дома под присмотром приходящего врача. А чуть позже я совершил чудовищное злодеяние, оправдания которому нет и не будет. Легкомысленно решив, что моя маленькая женщина оправилась от потрясения, я, будучи изрядно подшофе, в один прекрасный вечер забрался к ней в постель и моментально реализовал свою похоть.

Милка была как каменная — ни разу не шевельнулась и широко открытыми глазами безотрывно смотрела в потолок. Надергавшись в свое удовольствие, я заметил наконец, что дело неладно, но было уже поздно. Женщина моя что-то шептала помертвевшими губами и вздрагивала от малейшего прикосновения. Когда же я попытался привести ее в чувство, с ней случился ужасный припадок.

Затем последовал реабилитационный курс — три долгих месяца в клинике, которые, увы, положительного результата не принесли. Мне пришлось оформлять опекунство, чтобы забрать Милку, потому что она была признана невменяемой и неспособной к самостоятельной жизни.

Теперь моя женщина вроде бы снова идет на поправку. Немаловажную роль в прогрессирующем улучшении сыграли сеансы, которые проводит с ней Оксана. Однако, помятуя об особенностях ее состояния, я прибегаю к услугам квалифицированной няни, которая безотлучно находится с Милкой, когда меня нет дома. И еще… после того, как я соорудил себе «художественное алиби», переоборудовав кабинет отца в изостудию, Милка увлеклась рисованием. Она может теперь целыми днями сидеть у окна и, мурлыкая какую-нибудь мелодию, малевать на холсте. В ней явно чувствуется талант: иногда ее портреты получаются так, словно их выполнил настоящий художник. Оксана говорит, что это очень полезно. Якобы живопись благотворно влияет на психику. Я, разумеется, доверяю ей — она специалист в этой области. Только вот… Иногда — обычно это случается при перепадах атмосферного давления или во время магнитных бурь — Милка начинает сосредоточенно выписывать один и тот же портрет. При этом она не мурлычет, и глаза ее тревожно расширены. Это портрет Тимура. Сходство просто потрясающее…

Я всегда рву эти холсты и стараюсь в такие моменты отвлечь мою маленькую женщину от живописи. Оксана говорит, что это отголосок потрясения, которое Милка испытала, и со временем это пройдет. И я ей доверяю — надеюсь, так и будет. Только одно меня тревожит. Рисуя портрет Тимура, Милка всегда наделяет его лицо одной характерной деталью — криминалисты это называют особой приметой. Милка старательно пририсовывает Тимуру V-образный шрам над правой бровью, след ножевого ранения. Но я могу вам поклясться чем угодно, что лоб Тимура — упокой Аллах его скверную душу — был чист, как задница новорожденного ребенка! Не было у него этого шрама!