Комната шепотов - Дин Кунц

Ночь была ясной и звездной, а рассветное небо – прозрачным, теперь же голубизна, распростершаяся над долиной Сан-Габриэль, отступала перед армадой туч, текших с северо-запада на Лос-Анджелес. В густой листве индейского лавра уже устраивались певчие воробьи, успокаивая друг друга приятными трелями и чистыми нотами, а воро́ны, эти крикливые предвестники грозы, все еще носились по небу.

В тысяче шестистах милях от Лос-Анджелеса, в Миннесоте, Кора Гандерсан закрыла дневник. Цифровые часы на плите показывали 11:02. Последний приступ сочинительства удивил ее не меньше предыдущего. Она не знала, какие слова занесла на страницы дневника, почему вдруг решила записать их и по какой причине не хочет к ним возвращаться.

Спокойный, тихий голос, шедший изнутри, советовал не волноваться. Все будет хорошо. Больше двух дней без мигрени. На следующей неделе в это время она, скорее всего, уже будет в своей классной комнате, вместе со школьниками, которых любила почти как собственных детей.

Настало время для очередного кормления Дикси-Бель и второго туалета. С учетом съеденного бекона Кора дала ей два – а не четыре, как обычно, – небольших печенья в форме монетки. Собака, казалось, осознала правоту хозяйки и не стала просить добавки и ворчать. Вместо этого она побежала через кухню к задней двери, постукивая коготками по линолеуму.

Натянув на себя пальто, Кора сказала:

– Господи Исусе, Дикси, только посмотри на меня: уже день, а я все еще в пижаме. Если я в ближайшее время не вернусь в школу, то превращусь в безнадежную бездельницу.

С рассвета на улице почти не потеплело. Замерзшее, застывшее низкое небо не предвещало обещанной снежной бури, если не считать редких белых хлопьев, медленно, по спирали спускавшихся вниз сквозь мирный воздух.

Дикси попи́сала, но не понеслась сразу же в дом, а остановилась и уставилась на Кору, стоявшую на крыльце. Таксам не нужно много бегать, а Дикси к тому же не любила долгих прогулок и вообще предпочитала не находиться снаружи. Если не считать первого утреннего выхода, она всегда спешила внутрь, сделав свои дела. Сегодня Коре пришлось позвать собаку, и та неохотно двинулась к двери, словно не была уверена, что ее хозяйка – это ее хозяйка, словно и Кора, и дом стали для нее чужими.

Кора приняла душ и через несколько минут с силой протерла волосы полотенцем. Пользоваться феном и стильной щеткой не имело смысла: ее кудри противились укладке. Она не питала иллюзий относительно своей внешности и давно уже примирилась с тем, что ей не суждено кружить головы мужчинам. Вид у нее был приятный и презентабельный – максимум того, что дается некоторым, не самым счастливым, людям.

Платье не соответствовало времени года, но все же Кора надела его: белое, из искусственного шелка, с рукавами на три четверти руки, чуть приталенным лифом, высоким круглым воротником и юбкой в крупную складку, простроченной до уровня бедра. Из всех платьев, которые она носила за свою жизнь, это, как ни одно другое, помогало ей почувствовать себя почти привлекательной. Из-за нелюбви к высоким каблукам она надела белые кроссовки.

Кора обулась и лишь тогда поняла, что именно такую одежду носила в своих огненных снах на протяжении пяти ночей подряд, включая и последнюю. Теперь она чувствовала себя чуть ли не хорошенькой и к тому же обрела ощущение неуязвимости, которое делало ее сон таким приятным.

– Ты смешная собачка, мисс Дикси, – сказала Кора. – Иногда ты бываешь такой глупой.

В девять часов возник небольшой риск того, что появится риелтор, желающий показать дом клиентам. Но в будний день, как этот, большинство работающих клиентов назначали встречи на время после пяти вечера.

Но даже если бы агент появился вместе с клиентами, не было необходимости угрожать им пистолетом. В потолке гардеробной рядом с хозяйской спальней имелась дверь, ведущая на чердак. Джейн подтащила к ней складную лестницу – на всякий случай. Как только внизу послышатся голоса, она отступит наверх, в царство пауков и чешуйниц, и затащит туда лестницу.

Вернувшись в спальню, она достала из сумки компактный FM-приемник и включила его в розетку под окном, из которого прежде вела наблюдение за домом Ханнафина. Этот специальный аппарат, оснащенный усилителем и записывающим устройством, работал на частотах ниже коммерческих, тех, где действовали радиостанции, и был настроен на волну, излучаемую передатчиками, которые Джейн вмонтировала в четыре телефона Ханнафина.

Приемник понадобится только в том случае, если журналист позвонит кому-нибудь с одного из четырех аппаратов. Если он захочет поговорить с кем-нибудь до разговора с ней в полдень, то, скорее всего, воспользуется своим сотовым. Большинство людей считали, что прослушивать звонки с сотовых гораздо сложнее. Это было так – но не всегда и не в тех случаях, когда желающий подслушать вас подготовился надлежащим образом.

Джейн вытащила из сумки анонимный мобильник, один из трех, которые имелись в ее распоряжении; все были приобретены несколькими неделями ранее в больших гипермаркетах. Рядом с микрофоном мобильника располагался запрограммированный электронный свисток размером с ружейный патрон, способный воспроизводить любой звуковой код. Раздвинув шторы на шесть дюймов, чтобы видеть дом Ханнафина, она ввела номер его стационарного телефона в свой анонимный мобильник, нажала на кнопку «отправить» и мгновение спустя включила электронный свисток.

Чипы, которые она установила в четыре телефонных аппарата, можно было настроить на прослушивание звонков или звуков внутри помещения. Звуковой код электронного свистка активировал вторую опцию, отключив звонок на телефонах журналиста. Теперь Джейн могла слышать все, что происходит в доме.

Телефоны в кухне, гостиной и кабинете не передавали ничего, кроме тишины, поэтому Джейн хорошо слышала все звуки, доносившиеся из спальни. Стук молотка по ручке отвертки и тонкий лязг стержней, выбиваемых из петли, говорили о том, что Ханнафин нашел инструмент, который она спрятала среди его одежды.

Наконец звук ударов прекратился – стержни из трех петель были выбиты. Вскоре после этого Джейн услышала дребезжание двери, которая не поддавалась, несмотря на его усилия. Внезапная тишина и приглушенные проклятия означали, что Ханнафин осознал жестокую истину: теперь, когда стержни выбиты, ничто не соединяет части петель на двери и косяке, но дверь не открывается больше чем на дюйм из-за потайного замка.

Именно поэтому Джейн оставила ему прочную отвертку и стальной молоток весом в двадцать унций, а не что-нибудь полегче. Чтобы открыть массивную щитовую дверь, придется раскромсать и расколоть дерево и вытащить дверные части петель либо, потратив еще больше усилий, прорубиться к механизму потайного замка – выматывающая работа.

Джейн сказала Ханнафину, что он сможет освободиться за пятнадцать-двадцать минут, но то была ложь. Чтобы выйти из гардеробной, ему потребовалось бы не меньше часа. Она хотела дать Ханнафину время поразмыслить над ее предложением, прежде чем он доберется до телефона. И еще она надеялась, что он поймет, обессиленный: в каждое мгновение их короткой встречи она на несколько шагов опережала его. И всегда будет опережать.