Легенды ночных стражей 2: Вторжение - Кэтрин Ласки

— Не ест детей, — снова кивнул Сорен.

— И сов тоже? — пискнул Копуша, зависший в небе на внушительном расстоянии от медведя.

— Нахсун! Буэээ! — медведь сделал вид, будто его тошнит.

В горле у него что-то заклокотало. — В совах нет жира. Ненавидеть перья!

— Полностью с вами согласен, — кивнул Копуша, но отлетел подальше.

Теперь медведь смотрел прямо на Сорена. Внезапно льдина резко накренилась, и Сорен с Эглантиной беспомощно заскользили по направлению к зверю.

Эглантина едва не уткнулась в медвежью морду, на которой, несмотря на умывание, все еще виднелись следы тюленьей крови.

— Эглантина! Лети! — завизжал Сорен, поднимаясь в воздух. На этот раз сестра последовала за ним.

— Миллиметр… — прошептал Копуша. — Клянусь клювом, ты была в миллиметре от его пасти.

Тем временем медведь неторопливо поднял голову и посмотрел вверх.

— Храш гмер мклах? Куда вы подевались? Я сказал — не ем сов. Вы — совы. Хорошие совы. Я видеть у совы когти Лизэ. Лизэ из Киля. Ты знать Лизэ из Киля?

— Ты знаешь Лизэ из Киля? — потрясенно повторил Сорен. Эзилриб! Этот медведь говорит об Эзилрибе!

— Знать ли я Лизе из Киля? Что за вопрос это? Грахунннагиш прахнорр гундамурр Лизэ эффен Киль эррахх фризен гунда йо махт леферзундт.

— Такое впечатление, будто он гальку в пасти перекатывает, — буркнул Сумрак.

Совы опустились ниже и принялись кружить над головой медведя.

— Ты хоть что-нибудь поняла, Эглантина? — спросил Сорен.

— Почти ничего. По-моему, «фризен гунда» означает «добрый друг».

— Йа, йа, — закивал медведь. — Лизэ — добрый друг. Хороший друг. Моя командир Ледяных войск в войне Ледяных Когтей.

— Вы командовали Ледяными войсками? — с внезапным интересом уточнил Сумрак.

— Йа. Мы охраняли льдины. На них быть база Лизэ и дивизии Быстрый Глаукс. И для подразделения Мха тоже. Он командовать Ледяными Клювами.

— Мох! Вы знаете Мха! — не веря своим ушам, вскричал Сорен.

Медведь разразился еще одной длинной тирадой на кракиш, из которой совы поняли только то, что огромный перепачканный кровью хищник отлично знает Мха, а также по-прежнему не собирается есть сов.

Осмелев, друзья опустились на льдину.

— Вы можете проводить нас к Мху? — спросил Сорен, делая шаг к медведю.

— Йа.

«Глаукс, ну и когти… А клыки-то, клыки! Да они чуть ли не с меня длиной!» — пронеслось в голове у Сорена, но он заставил себя унять дрожь:

— Вы очень добры.

— Йа, я стараться быть добрый. — Медведь важно кивнул и облизнул морду. — Тюлень не считается. Просто еда. Нужно есть, чтобы жить. Вы едите крысы, мыши, лемминги. Не для зла, а для жизни. Я тоже должен есть, чтобы жить. Правильно?

— Правильно, — согласился Копуша, приближаясь к зверю. — Как вас зовут?

— Свалльборг. Можете звать меня просто Сваль.

— Хорошо, то есть я хотел сказать — гунда. Меня зовут Копуша, это Сорен и его сестра Эглантина, а это Сумрак. Мы полетим следом за вами по воздуху.

— Гунда! Гунда. Фрамиш лонха, — одобрительно прорычал Сваль и одним сильным, красивым движением прыгнул в воду. Совы поднялись в воздух, чтобы лететь следом за ним.

Плывущий медведь был по-настоящему прекрасен. Просто не верилось, что столь огромное животное может двигаться с такой неподражаемой грацией. Сильные передние лапы медведя легко и беззвучно рассекали воду, и совам приходилось махать крыльями изо всех сил, чтобы не отстать от Сваля.

Эглантина не удержалась и обернулась, чтобы в последний раз посмотреть на оставшегося на льдине белька. Как раз в этот миг малыш легко соскользнул в воду и поплыл в том направлении, где сверкнула серебристая спина рыбы.

«Может быть, я ошиблась? Кажется, он немного старше, чем я думала», — покачала головой Эглантина. Словно в подтверждение ее мыслей белек нырнул и тут же выскочил обратно с бьющейся в пасти рыбой.

«Интересно, каков из себя этот Мох?» — думал Сорен, летя за медведем.

Эзилриб не ошибся, когда сказал, что боевые когти станут для Сорена пропуском в Северные Царства. Но в то же время Сорен чувствовал, что вместе с когтями взял на себя огромную ответственность. Чего ожидают от него здешние совы? Сумеет ли он оправдать их ожидания? Вдруг они решат, что он недостоин этих когтей? Что, если его примут за обманщика?

Но больше всего тревожила Сорена мысль о задании, которое он должен выполнить. Сумеет ли он призвать на войну этих сов, вполне довольных своей мирной жизнью? Что они подумают о нем и о деле, которому он служит?

Сорен не боялся. Но с каждым взмахом крыльев, рассекавших воздух над этой пустынной, скованной льдом и покрытой снегом землей, он чувствовал себя все более мелким и ничтожным.

Он опустил глаза на боевые когти Эзилриба. В свете луны они сверкали ярко и, как показалось Сорену, насмешливо. Они весили не больше обычных боевых когтей, но Сорен знал, что им довелось увидеть столько битв, сколько не случается за двадцать обычных совиных жизней. В этих когтях — груз истории и авторитет героя — Эзилриба. Окажется ли Сорен достоин носить их?

С каждым взмахом крыльев, с каждым рывком вперед когти становились все тяжелее и тяжелее. Но Сорен должен был лететь вперед, и не просто лететь, а вести за собой других. Пути назад не было, но и двигаться вперед оказалось невыносимо тяжело.

Мучительно тяжело.

В это же самое время Отулисса испытывала ничуть не меньшие страдания. Эзилриб ничего не сказал ей о том, что Глауксовы братья хранят обет молчания.

«Обет молчания! Надо же было додуматься до такой глупости! Как можно вести интеллектуальную беседу, если твой собеседник хранит молчание?»

Они с Гильфи могли разговаривать только в тесном дупле, которое отвели им братья.

Мертвая тишина царила и во время трапезы в столовой. А чтобы получить в библиотеке нужную книгу, приходилось писать запрос. Даже домашние змеи, славящиеся своими длинными языками, и те здесь помалкивали. Отулисса просто места себе не находила.

Справедливости ради следует сказать, что в определенное время говорить разрешалось — например, во время диспутов в диспутариях, расположенных за пределами библиотеки. Но этого Отулиссе было мало!

Самые плодотворные дискуссии, в которых она принимала участие, проходили в обеденном зале Великого Древа Га'Хуула, за сочной жареной полевкой. Здесь такое было невозможно.

Зато Гильфи искренне радовалась тому, что Отулисса хотя бы временно держит свой клюв закрытым. Ей даже казалось, что в молчании есть какая-то особая красота. Глауксовы братья оказались на редкость обаятельными и умными совами. Гильфи заметила, что они выработали особый способ общения между собой, практически незаметный для непосвященных. Слова — по крайней мере, произнесенные — были им почти не нужны. Гильфи даже попыталась объяснить это Отулиссе, но та и слушать ее не стала: