Дети в лесу - Беатриче Мазини

* * *

Если мозги начинали постепенно работать, то желудку, наоборот, становилось все хуже. Дети теперь неохотно выходили на поиски стручков, ягод и плодов, что росли у границы леса. А в те редкие дни, когда из Громкоговорителей раздавался Зов, они даже не порывались встать — слушали Тома, не хотели отвлекаться. Но иногда Хана все же подхватывалась и гнала всех на Базу: консервы, которые там раздавали, были слишком роскошным лакомством, чтобы отказываться от них просто так. Правда, возвращались всегда с пустыми руками, разорванными рубахами и расцарапанными лицами.

— Там уже всё разобрали, — виновато говорили дети и тут же снова садились в круг и устремляли взгляды на Тома.

Хана знала, что они не лгут: однажды она специально пошла за ними, чтобы проверить — а вдруг, зачарованные сказками, они не так рьяно, как раньше, бросаются в схватку за едой? Она держалась на расстоянии, но и издали было видно, что бросили всего банок тридцать. Тридцать банок на всю толпу детей! Чтобы ты мог схватить хоть одну, она должна упасть тебе прямо на голову или под ноги. Или нужно было убить счастливчика, который успел схватить ее первым и спрятать за пазухой.

В общем, именно из-за еды, а точнее, из-за ее отсутствия все и началось.

Дети сидели под открытым небом, недалеко от Скорлупы, греясь в зеленоватых лучах Астера: иногда им казалось, что свет — это почти то же, что и еда. Неожиданно Хана заметила, что Дуду как-то странно кривится, будто корчит рожи.

Она встала перед ним и потребовала:

— А ну открой рот. Шире! Я хочу посмотреть, что ты там жуешь.

— М-м-м-ничего, — промямлил Дуду и сжал губы.

— Я сказала, открой! Ягоды?

Дуду отрицательно помотал головой. Но Хана не сдавалась:

— Все равно показывай.

И на очередное «м-м-м-нет» протянула руку и, словно железными щипцами, нажала ему на основание челюсти большим и указательным пальцами.

— А ну выплюнь! Выплюнь немедленно! — Когда на ее ладони появилась беловатая, мокрая от слюны смесь, она повернулась к Тому: — По-твоему, что это?

— Похоже на бумагу, — ответил тот.

Оба уставились на Дуду, который пятился, ожидая неминуемой затрещины.

— Я подумал… если я съем страницы, то истории останутся со мной навсегда, и я смогу рассказывать их себе сам, когда захочу, — на одном дыхании выпалил он.

— Но они же должны быть здесь! — воскликнула Хана, постучав костяшками пальцев по его голове.

— У меня — нет, — уныло ответил Дуду. — Когда я их только слушаю — да, но потом они куда-то улетучиваются.

— Это от нашей еды, — сказала Хана, оборачиваясь к Тому. — Мы слишком мало едим. И пища слишком бедная. Если так будет продолжаться, мы все тут станем дебилами.

В уголках ее рта недавно появилась уродливая коричневая короста, которая росла с каждым днем. Может, скоро ее губы полностью покроются коростой и отпадут…

— Точно, — подхватил Глор. — Лучше бы мы ели жареных фазанов, шоколад, пудинги, бланманже…

— И фаршированных куропаток, и дичь, и золотых рыбок, — зачарованно добавила Орла.

— Нет, золотых рыбок есть нельзя, — одернула ее Нинне. — А то никакие желания не сбудутся.

«Но все это несуществующая еда, еда из сказок. Не все, о чем рассказывают сказки, правда», — собирался сказать Том. Но он решил не портить остальным воображаемый банкет.

Вечером, когда все уже спали, он вышел из Скорлупы, чтобы встретиться с Ханой. Это уже вошло у них в привычку. Они дожидались, пока все задышат ровно и размеренно, и выскальзывали наружу. Теперь, когда Хана уже не орала и почти никого не била, Тому с ней было легко. Иногда они обсуждали последнюю сказку или говорили о детях. Иногда просто молчали и смотрели на небо, особенно в ясные ночи. Когда Астер скрывался за горизонтом, в зеленоватой тьме можно было различить звезды.

Этим вечером Том смотрел на одну — большую, оранжевую. Она висела низко над горизонтом и слабо мигала, словно пыталась передать секретное сообщение. Том почти растворился в этом мигании и чуть не подскочил от неожиданности, когда послышался шорох и рядом с ним присела Хана.

— Я тебя напугала? Прости, — прошептала она. Он попытался разглядеть выражение ее лица, но было слишком темно. Догадавшись, что он всматривается, она добавила: — Я как принцесса из сегодняшней сказки, да? Она тоже сказала «Прости» принцу, который ее спас… после всех ее капризов. Или там было другое слово?

— Нет, все правильно, слово то самое, — ответил Том. — Просто не ожидал его от тебя услышать.

Хана усмехнулась.

— Мало ли кто чего и от кого не ожидал. Помнишь сказку о Царевне-лягушке?

— Ты слишком увлеклась сказками, Хана, — с напускной серьезностью сказал он, и его желудок добавил кое-что от себя: послышалось очень выразительное урчание.

— Голодный, да? Зря ты отдал все свои стручки Орле.

— Она такая худая, у нее руки почти просвечивают.

— Вот-вот, и ты таким же станешь. Прозрачным. Будем потом смотреть сквозь тебя.

— Нам надо уходить, Хана. Тут мы все умрем.

— До сих пор не умерли же, — устало ответила она.

— Нельзя питаться одними стручками.

— Перепадает и другая еда.

— Ее мало. И вообще, дело не только в еде. Мы тут ничто. Сидим, ждем сами не знаем чего. Нам нужно действовать, идти, искать…

— Кого? Кого? Кого искать? — сердясь, спросила Хана.

— Людей. Других людей. Это — не весь мир. Весь мир не может быть таким.

Эта была такая простая мысль, что удивительно, почему она до сих пор не приходила им в голову. Во всяком случае, не приходила, пока они не начали читать сказки. Зато теперь она была перед ними — такая ясная, близкая. Стоило лишь протянуть руку, чтобы за нее ухватиться. И претворить в жизнь.

— И как ты себе все это представляешь? Вот так возьмем и пойдем, без еды, без ничего, даже без зонтика от дождя?..

Хана растерянно умолкла. Все из-за этого слова, взявшегося неизвестно откуда, которое вдруг соскочило у нее с языка. Зонтик. Что это? Зонтик… Нестерпимо хочется вспомнить. Но вместо слова — лишь пустота. Пустое слово.

Том слишком хорошо это знал: когда наступаешь на что-то острое, и оно вонзается тебе в кожу, и даже когда его вытащишь — тебе все еще больно. Больно той болью, которая вонзилась в память в тот момент, когда ты наступил. «Не зря это называют Осколками, — с горечью подумал он. — Когда они замечают у тебя Осколки, то пытаются избавить тебя от них с помощью таблеток. Это чтобы тебе было не так больно, говорят они. Но у Ханы же не должно быть Осколков. Хана — Вылупок, а у Вылупков не бывает никаких Осколков. Наверное, слово случайно застряло в памяти, так — услышала где-то и запомнила. Другого объяснения быть не может».