Ветеран Армагеддона - Сергей Синякин

Над поселком летела толстая бабища в полупрозрачной тунике. Тяжело летела, грузно. Бедра у нее были, как окороки, а дынеобразные груди были не меньше седьмого размера. Толстая баба спланировала к одному из коттеджей и скрылась в нем.

— А это кто? — спросил Лютиков. Не то чтобы он не догадывался, верить не хотел.

— А это тоже муза, — не без злорадства сообщила Нинель. — Между прочим, Лютик, она институт окончила. Сейчас на кафедре стихотворной трагедии преподает. Похоже, что ее тоже за кем-то закрепили. Радуйся, Лютик, что не за тобой!

Лютиков радовался. Нет, серьезно! Уж лучше троечница и даже второгодница, но такая, как Нинель, чем специалистка, похожая на эту музу.

— Как ее зовут? — спросил Лютиков.

— Алина, — сообщила муза. — Вот страшилище, Лютик, верно? Она бы еще очки для солидности нацепила! Тогда ее смело можно было бы в ужастиках показывать! Полетели умываться, Лютик? Не волнуйся, я из тебя такую душку сделаю, поклонницы от попсовых певцов к тебе сбегать станут!

И тут до Лютикова дошло, что он только что видел музу Эдуарда Зарницкого. Сдерживая смех, он торопливо вскочил с земли.

— А давай наперегонки? — предложил он.

Муза Нинель с ответным смехом и юной готовностью рванулась вперед. Лютиков, напрягая все силы, помчался за ней.

— Не, Лютик! — оборачиваясь и смеясь, закричала Нинель. — Я тебя сразу угадала! Там, на распределении, такие постные хари были! А про тебя я сразу подумала, что ты нормальный кент! Значит, и поэтом хорошим стать сможешь!

— Нинель! — закричал в солнечное утро ликующий поэт. — А митьки, металлисты, рок-музыканты тоже здесь тусуются?

Муза даже притормозила. Темные волосы ее развевал ветер, лицо все еще было восторженным, но в глазах появился испуг.

— Ты с ума сошел! — сказала она. — Ты, Лютик, думай, что говоришь! Их же объявили сторонниками, сам знаешь кого! Они, милый, на небесах не тусуются!

Тьфу, черт! То-то и оно, в радостной горячке от продолжения своего существования во Вселенной Лютиков как-то и забыл, что у каждой медали есть две стороны, если ты оказался на поверхности аверса, значит, кому-то суждено жить на поверхности реверса.

Впору было благодарить Бога, что счел тебя достойным светлой стороны. Но кому-то не повезло. Вот бедняги! Сразу же захотелось узнать об условиях существования на реверсе. Однако муза Нинель только округлила глазки и прижала пальчик к соблазнительным губкам. Похоже, эта тема здесь была под запретом.

Оказавшись в коттедже, муза усадила Лютикова за письменный стол.

— Твори! — приказным тоном сказала она. — А я на тебя буду вдохновение навевать.

Может, опыта у нее было маловато, может, чары ее на Лютикова действовали как-то иначе, только через некоторое время Владимир Алексеевич отбросил самописку в сторону и жалобно посмотрел на музу.

— Ерунда какая-то в голову лезет! — пожаловался он. — Ты бы накинула что-нибудь, когда рядом женщина в таком виде, тут не о стихах думаешь, другое на ум приходит!

— Я не женщина, — строго сказала Нинель. — Я — муза. А ты, Лютик, не отвлекайся. Не тянет на философию, займись любовной лирикой. Вспомни, сколько Петрарка своей Лауре сонетов понаписал. А если бы она ему взаимностью ответила? Думаешь, писал бы он сонеты? Фиг с два! Так и кувыркались бы в постели, пока дети не пошли.

— А что, здесь и дети рождаются? — удивился Лютиков. — Не думал я, что этот свет так похож на наш.

— Здесь, — голосом выделила муза, — здесь дети не рождаются. А вот у демиургов запросто, на то они и демиурги.

— Слушай, Нинель, — Лютиков даже сам не заметил, как перешел с музой на «ты». — Я все о митьках думаю… У них что, все так, как попы говорили? Ну, котлы там, смола… Я понимаю, тема щекотливая, но интересно же… Ты хоть намекни!

Муза Нинель строго сдвинула брови, зачем-то огляделась по сторонам, подлетела ближе и, прижавшись грудью к затылку Лютикова, торопливо зашептала ему на ухо:

— Как ты, дурачок, не понимаешь? Это же борьба идеологий! Идеология темных сил борется с идеологией сил светлых. Нет там никаких котлов и смолы никакой нет, все как у нас, только у нас музы, а там, Лютик, — бесы… Шустрые такие ребятишки, умненькие, только сплошь рогатые… Да и понятно, кто же там верность хранить будет, в этом бедламе?! Нет, конечно, котлы там есть, но для простых грешников, из тех, кто творчеством не увлекается. Да ну тебя, Лютик, запутал ты меня!

Владимир Алексеевич довольно щурился. Прикосновения прелестей музы к затылку завораживали и расслабляли.

— Хватит, — муза приподнялась выше. — Хитренький какой! Сам все расспрашивает, а сам жмется. Садись пиши!

Солнце уже поднялось довольно высоко, а в вечном блокноте самопиской была выведена одна сиротливая фраза:

— Не густо, — дернула крылышками Нинель, заглянув в блокнот. — Ладно, пусть будет одностишие, как у Вишневского. Не мучай себя, отвлекись немного, а я пока в Музхату слетаю, со старшими посоветуюсь. Продуктивность у нас с тобой, Лютик, низкая, даже Маковецкий за это время уже два-три стихотворения накидал бы, хотя бы начерно.

Лютиков задумчиво посмотрел ей вслед. Да, к такой бы фигурке еще и мозги! Но нет в жизни совершенства. Разве может быть голая женщина интеллигентной? Лютиков сам когда-то читал, американцы провели эксперимент и выяснили, что умственные способности женщины зависят от количества надетой на нее одежды. Чем меньше одежды, тем меньше умственные способности. Женщина в строгом деловом костюме способна решать сложнейшие математические уравнения, оставь ее в комбидрессе, она в простейших квадратных уравнениях начинает ошибки делать, а если вообще голышом остается, то сложение и вычитание забывает. А все потому, что ее больше иного интересует, как она выглядит. Тут уж не до наук!

«Может, шубу на нее надеть?» — подумал Лютиков, и сам едва не засмеялся пришедшим в голову мыслям.

Воспользовавшись отсутствием музы, он вышел из коттеджа.

Нестерпимо хотелось курить. Но, судя по всему, сигареты в раю были под запретом. Небось, к грешным делам здесь курение относили, не в пример выпивке. Что и говорить, нектаром даже боги баловались, а огонек на конце сигареты определенно заставлял вспомнить о лукавом враге рода человеческого, так что тут Лютикову поведение высших сил понятно было.

Лютиков вздохнул.

Неведомое светило, на которое можно было здесь смотреть без особой опаски, висело совсем уже высоко. Некоторое время Лютиков разглядывал его, но когда ему стали мерещиться на солнце глаза, борода и приплюснутый нос, поторопился отвести взгляд. Дураку известно, что на Солнце есть только пятна, остальное уже от лукавого.

Из соседнего коттеджа, где творил Эдуард Зарницкий, послышался пронзительный и полный негодования вопль. Судя по голосу, кричал сам поэт.