Спасти Осень - Галина Мишарина

Мне нравилось в старом необжитом доме. После холодной недели вернулось золотое осеннее тепло, и я, если не готовила и не убиралась, много времени проводила в саду. В голову пришла идея вырастить под окнами цветы и травы, не боящиеся холодов. Так нашлось для меня радостное занятие, благодаря которому я могла спокойно думать о настоящем и грядущем, и никому не мешать заниматься делами.

Мне нравилось смешивать краски листвы и цветов, находя неожиданные сочетания. Я брала самые любимые оттенки: жёлтый, пыльно-розовый, фиолетовый и бордовый, светло-зелёный и изумрудный, а ещё тёмно-синий, как гладь реки. В саду прежде был пруд, но его запустили. Теперь в пересохшем каменном бассейне стояла лишь каменная русалка, стан которой обвивали лианы чёрного королевского вьюнка.

Но самым любимым у меня стал уголок средь старых вишен, где пряталась покосившаяся, зелёная от мха лавочка. Там-то я и начала выращивать редкие растения и травы, полагая, что Ракх не будет против столь невинного увлечения. Анику, например, было абсолютно всё равно. Не ведаю, что парень делал целыми днями. Скорее всего, много спал, потому что по ночам, по собственному признанию, он часто наблюдал за звёздами.

Я разбирала старые вещи, большую часть которых собиралась отдать в приют нуждающимся. Я знала, как тяжело там живётся людям: одиноким матерям, у которых погибли мужья, или детям, у которых не было родителей. А ещё брошенным старикам, не могущим ничем заработать на жизнь. Собирались там те, кто был в отчаянном положении, и я вполне могла отправиться на окраину в это мрачное трёхэтажное здание, но то был крайний вариант. Да и вряд ли меня бы приняли – здорова, руки есть, значит, могу и сама себя прокормить. И никому дела не было до того, что молодым девушкам порой только и оставалось, что торговать своим телом…

Дорвавшись до свободного хозяйствования, я стала пробовать рецепты из найденной на кухне книги. Продукты для меня и правда таскал Аник, и я сразу сказала ему, что эти походы на рынок для нашего общего блага.

– Не волнуйся, я не против, – сказал тогда парень. – Ракх просил носить, значит, буду носить. Да и что толку в такую погоду дома сидеть? Уж лучше за морковью и кабачками смотаться.

Я каждый раз вручала ему список, а сама разгребала завалы самых разных вещей. Роскошные наряды бывшей хозяйки в приюте были не нужны, но их можно было отнести в специальный магазин, скупающий ношеные бальные платья, чем мы с Аником и занялись. Когда он понял, что одними только овощами и рыбой не ограничится, ворчать не стал. Он был сдержанным до равнодушия, но я-то видела, что это у него такое прикрытие: молча исполнять просьбы, постоянно о чём-то важном размышляя.

Аник был светловолос и голубоглаз, и на его кожу легко ложился загар. Почти такой же высокий, как Ракх, он был ещё по-юношески худ, но было видно – станет крепким, если не мощным. Парень отлично ездил верхом в небольшом внутреннем дворике, а ещё учил Жало всяким смешным трюкам: шагать, красиво задирая ноги, по-собачьи сидеть и давать копыто, перекатываться или высоко подпрыгивать. Конь делал всё это охотно, однако угодить не пытается. Он просто скучал, ожидая хозяина, и готов был на любую дрессировку, лишь бы Ракх зашёл к нему вечером.

Именно в сумерках я и видела мага из окна своей комнаты. Он появлялся всегда поздно, когда я уже готовилась ко сну, и стояла за шторами, расчёсывая послушные кудряшки. Медленно проходил по саду, отводя низко склонившиеся ветви или гибко склоняясь под ними, потом обязательно срывал какую-нибудь травинку, и шёл на конюшню, откуда тотчас доносилось радостное фырканье. В его тихой вечерней прогулке было что-то замечательное, уютное. Словно под взглядом колдуна мирно засыпал сад, и я, чувствуя дыхание растений, и сама поддавалась спокойным грёзам до утра.

А порой Ракх выходил на улицу среди ночи – босой, в распахнутой рубашке – и садился прямо на лестницу. Шёл ли дождь, или падали с неба хлопья магии – он не обращал внимания на то, что холодно и мокро, просто сидел, глядя на сад, и о чём-то своём думал. В такие мгновения я чувствовала меж нами странную связь, ведь тоже просыпалась именно в этот час.

Светлое чувство, что у меня рождалось при виде Ракха, было трудно объяснить. Я толковала его исключительно как горячую благодарность, но вскоре поняла, что всё сложнее. Через десять дней после моего заселения мы встретились у старой серебряной сливы, что роняла на землю последние листья. Ракх о чём-то крепко задумался, и провалился в небольшую колдобину, испачкав брюки. Я зачем-то подала ему ладонь, и маг воззрился на мою руку так, словно она была о шести пальцах.

– А… Эм… – нахмурился Ракх, так меня и не коснувшись. Он сам выбрался из ямы и хмуро оглядел меня, одетую в серо-зелёное клетчатое платье.

– Доброе утро! Так рада тебя видеть! Как дела? Хорошо спал? – затараторила я, и тотчас густо покраснела. – Прости. Я шла за зеленью для завтрака.

– Доброе утро, Роза… Анна. Розана. Я совсем забыл, что ты здесь живёшь.

Я прыснула, и Ракх почти улыбнулся в ответ, виновато разводя руками.

– Я тебе трижды в день тарелки приношу, – напомнила я, даже не думая его обвинять или настаивать на похвале, и мужчина понял меня правильно.

– Да. Спасибо. Очень вкусно. Ты не обращай внимания, я, когда увлечён волшебством, день от ночи с трудом отличаю.

– Ничего. У меня такое бывает, когда с растениями разговариваю.

– Значит, ты тоже волшебством балуешься, – всё-таки улыбнулся он, хотя в улыбке по-прежнему не было теплоты. – То-то я смотрю, у нас красоты в саду прибавилось!

– Значит, всё-таки смотришь, – хмыкнула я.

– Я вижу всё, но не всё замечаю. Яму вот не заметил.

Я рассмеялась, и позднецветующие колокольчики зазвенели в ответ.

– Ты уже закончил свои магические дела?

– Почти. – Он потёр правую руку. – Писать много приходится, да и всё прочее силу выжимает. Решил дать пальцам отдохнуть, а то неметь начали.

– У меня у папы также руки болели, когда он долго писал. Мама ему разминала, чтобы онемение прошло. Хочешь, покажу, как?

Ракх кивнул и подал мне руку. Он как будто немного расслабился, и я не чувствовала себя скованно. Я, правда, никогда не пробовала делать так другим, но сама, когда подолгу трудилась на кухне, потом обязательно натирала руки разогревающим бальзамом.

– Да, здесь чувствуется напряжение, – внимательно ощупав его кисть, сказала я. – В людях и растениях волшебство течёт похоже. Когда оно сбивается с ритма –  возникают онемения, неприятные покалывания и зажатости. Нужно только показать токам правильный путь, и всё восстановится. – Я принялась осторожно массировать его кисть, и Ракх, поначалу сосредоточенный и хмурый, тихо выдохнул. – Лучше?

– Да.

– Отлично. Вот здесь ещё узелок развязать…

Я была взволнована, и то и дело облизывала губы. Ракх стоял близко, весь в тёмном – рубашка, сюртук и брюки – и от мужчины пахло одновременно сладко, горько и свежо. Казалось, он впитал в себя сотни ароматов, и мне стало любопытно, каков его собственный запах. Конечно, подумать об этом пристальнее я не решилась. От мужчины исходила мрачная, внушающая трепет сила, одновременно пугающая и притягательная. Удивительно, как я не почувствовала её раньше! В ту нашу первую встречу он был расслаблен и радостен, теперь же будто оседал под тяжестью невидимых оков.