Люди полной луны - Александр Экштейн

— Честно мне скажи, Палыч, ты сдурел или у тебя пуля в голове шевельнулась? Насколько мне известно, у тебя ранений в голову нет, значит, вероятность первого предпочтительней. Ты одурел, признайся?

— А в чем дело? — возмутился Краснокутский. — Ты глянь на его физиономию, точно сексуальный маньяк, на Чикатило похож, только выше, моложе и черты лица другие, а так вылитый.

— Ох, Палыч, Палыч, — посетовал Хромов. — Я-то за тебя, но ведь его адвокат к министру пробивается.

— А что министр? — насторожился незнакомый с новым министром Краснокутский.

— Хороший парень, — успокоил его Хромов. — Но они выше лезут, к президенту. А ты ведь не прав, Палыч, честное слово, не прав. Скажи, он плохо об Акапулько отзывался?

— Хуже некуда… — начал было Краснокутский, но спохватился и недовольно одернул друга: — При чем тут Акапулько, Хромов?

— Вот и я говорю, ни при чем. Ты бы на месте все уладил, извинился 6ы что ли?…

— Ты хочешь, чтобы я его застрелил? — удивился Краснокутский.

— Юрка! — Теперь уже Хромов одернул друга и сразу же посочувствовал: — Лучше бы он сам застрелился.

Полковник Юрий Павлович Краснокутский любил юмор, но не всегда точно ориентировался в его возникновении.

— Да! — громогласно рявкнул он в трубку.

— Ты что, зараза такая?! — возмутился оглушенный Хромов.

— Ничего! — радостно рявкнул в трубку полковник и положил ее на место. Он знал, что это не обидит привыкшего к его неординарному юмору полковника Хромова.

Предупреждение Хромова насторожило Краснокутского. Он понимал, что банкир, как квинтэссенция крупного бизнеса, похож на компромат, хранящийся до времени в сейфе начальства вместе с заявлением об уходе по собственному желанию. Если с банкиром не договориться, то все. Полковник стал перебирать на столе свежую прессу и, раскрыв местную газету «Зори над Хостой», увидел на первой странице заголовок: «Банкир-маньяк!» С нарастающим удовольствием он прочитал статью до конца:

«Вчера вечером был задержан председатель правления Азово-Черноморского банка А.Б. Иванов, прибывший к нам по делам бизнеса из города Таганрога. Новоявленный хозяин жизни оказался сексуальным маньяком на почве вседозволенности. Его задержали работники правоохранительных органов в парке «Ривьера», основанном уроженцем Москвы Хлудовым сто лет назад, во время неблаговидного действия. Банкир-монстр, спрятавшись в зарослях кустарника, мастурбировал, подглядывая за школьницами младших классов, играющими в бадминтон на аллеях парка, в котором более 240 видов растений. Теперь так называемый новый русский будет обслуживать своих клиентов в местах не столь отдаленных и другими, в отличие от банковских, методами».

«Что за прелесть!» — восхитился про себя полковник Краснокутский и вызвал в кабинет майора Абрамкина, отвечающего в управлении за связи с общественностью.

— Что за поклеп на уважаемого человека? — Полковник постучал пальцем по газете «Зори над Хостой». — Я прочел и ужаснулся!

— Лучший способ защиты — это нападение. Суворова знаете? Пусть Рабинович доказывает, что у него нет дочерей.

Майор Абрамкин был изощрен и хорошо знал способы защиты от возможных нападений. Обязанности «по связям с общественностью» выполнялись им безупречно и обещали ему продвижение по службе.

— Нравишься ты мне, Рабинович, молодец! — Полковник достал из сейфа бутылку и протянул майору: — Глотни текилы, заслужил.

— Я Абрамкин, а не Рабинович.

— Да какая разница, Абрамкин, Рабинович, Кузнецов, разве дело в этом, — отмахнулся от майора полковник. — Нужно нападение усилить и расширить, пусть горит земля под маньяками и другими проходимцами. Пусть им тошно будет на земле древних инков… — Полковник поперхнулся и, строго взглянув на невозмутимого Абрамкина, официально спросил: — Что будешь делать дальше, майор?

— Есть у меня одна задумка, а с вами я согласен полностью. Таких людей, как Иванов, вообще не понимаю. Это ж надо, куча денег, а он в кустах…

— Абрамкин! — оборвал увлекшегося майора Краснокутский и уже спокойнее, но с модуляциями предупреждения продолжил: — Я когда тебе текилу давал, то ясно произнес «глотни». Так что глотни и верни бутылку на место. Я твой начальник, а не общественность, с которой ты работаешь.

Если бы в тот момент, когда бывший десантник и друг Аскольда Иванова Сергей Васильев увидел на другой стороне улицы цветущую, как бы взорвавшуюся цветами магнолию, пошел в номер своей гостиницы, собрал вещи и уехал бы как можно скорее домой, в уютно устроившийся на берегу Азовского моря город, то все бы обошлось. Если бы Сергей Васильев, фронтовик-афганец и капитан ВДВ, спецназовец этих войск, вот так бы просто, махнув рукой на обиды и расчеты, увидел эту демонстративную магнолию и поехал бы домой, на необъяснимо милую, тенистую улицу-переулок с наивно-угрожающим названием Ружейный, то все было бы хорошо. Если бы он улыбнулся на прощание взбесившемуся курортному дереву, сплюнул бы, обернувшись, в сторону вертепа «Лимпопо» и широким энергичным шагом пошел в сторону вокзала, а затем вошел бы в калитку своего двора и строго сказал бросившемуся к нему с радостным визгом Преферансу «фу!» — это было бы хорошо. Но Сергей Васильев не сделал этого. Он уже не мог жить без очередной дозы сильнодействующего наркотика «Жизнь при деньгах». Выйдя из ресторана «Лимпопо», он направился в гостиничный номер, переоделся, проверил свой «ПММ», прикрепил к ноге десантный нож разведчика (НРС) по кличке «Я пришел, а вы не ждали» и решил выполнить, с расчетливым опозданием, просьбу Аскольда. Сергей был другом без извивов, как сенбернар, ориентированный на убийство. Он решил убить «клоуна в белом» именно сейчас. Тем самым он выполнял просьбу друга и убирал параллели, которым могли связать происшествие в ресторане и смерть его наглого виновника. Сергей в силу своего десантного воспитания не мог понимать предупреждений, которые подсовывает людям их ангел-хранитель под видом неожиданно бросившейся в глаза цветущей магнолии…

Дружба, как и любовь, внезапна. Дружба бывает лишь мужской. Женщины в силу своего нервного и двусмысленного происхождения вносят в понятие «дружба» столько нового и необычного, что все разговоры о дружбе между женщиной и мужчиной, а также между двумя женщинами не имеют смысла. Словосочетание «женская дружба» режет слух точно так же, как «светлое будущее».

Уже в девятом классе в Аскольде Иванове проклюнулись ростки теневого — шепчущего — лидера. Если попроще, то Аскольд уже в девятом классе понял, что из тысячи стремящихся в первые девятьсот девяносто девять ломают шеи и не попадают даже во вторые. Первый всегда один, и отставшие девятьсот девяносто девять ему нужны как заноза. Лучше всего, так понимал Аскольд, толкать лидера сзади и любыми методами, сделаться ему необходимым и привычным, как собственные недостатки, а затем использовать его возможности публичного лидера в своих нешумных лидерских устремлениях. То есть уже тогда, в девятом классе, в Аскольде проявился банкир, а сволочью он стал по другим, видимо, нажитым причинам.