Концлагерь «Ромашка» - А. Ш.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И что, знакомство уже глубокое? – спросил кто-то.
– У нас было только первое свидание. Она дала мне пощупать свои прекрасные грудки. Но скоро я доберусь до остального, можешь не сомневаться.
Упомянув грудки, Андрей поневоле начал возбуждаться, в связи с чем незамедлительно обмотался вокруг пояса полотенцем.
– Ей не страшно? Ты – то ладно, но если поймают её, мало не покажется, – заметил я.
– Со мной, Артём, никому никогда не страшно. К тому же мы умные и встречаемся там, где нас не поймают.
– Интересно знать, где же.
Олещук бухнулся на скамейку рядом со мной и положил руку мне на плечо:
– Хочешь подсмотреть?
– Нет.
– Неужели не интересно поглядеть на мою самую красивую девушку?
– Нет.
– По глазам вижу – завидуешь.
– Да пошёл ты.
Олещук захохотал.
– Послушай, – сказал я, начиная раздражаться, – если у тебя по две девчонки в месяц, а у остального потока ни одной за год, можно быть поскромнее и не орать об этом на каждом шагу.
– Ага, значит, ревнуешь?
– Не особенно. Если б я думал весь день напролёт: «О, как я завидую, я ревную как Отелло, когда вижу Олещука…» – да я б рехнулся! Это не так. Я рад, что у тебя есть девушка. Но здесь не дураки собрались – все мы знаем, что у остальных шансов никаких. Никаких. В лагере на сто парней одна смелая девчонка, и то если считать всяких страшных дур, которым просто терять нечего. Мне до девятнадцати лет осталось два года – я уж как – нибудь потерплю это время, как уже вытерпел шестнадцать.
Олещук пожал плечами:
– Мне понятны твои чувства. Дружок, поверь, мне тоже грустно, что все мы здесь. Но отказаться от девушки я сам не могу. Если есть одна самка на сто самцов, получить её должен сильнейший, то есть я. Таков закон природы. Верно, парни? Ведь никто здесь не сомневается, что я – сильнейший?
Все молчали. Я довольно угрюмо возился с брючным ремнём. Остальные поспешили уткнуться в свои шкафчики с вещами или сделали вид, что неожиданно обнаружили нечто очень интересное на шнурках собственных ботинок.
Алисе, так понравившейся Артёму, было шестнадцать лет, и она действительно являлась одной из самых красивых девочек на потоке. Всё в ней было очаровательно – и светлые густые волосы, и фигура, и высокая грудь, но особенно хороши были губы, недаром пленившие Андрея – как будто чуть припухшие, яркие, сочные. Эти губы были точно созданы для поцелуев, а не для скучных пересказов параграфов из обществознания под началом унылейшего в мире педагога – шестидесятилетней Ларисы Аркадьевны, сухопарой дамы с противным скрипучим голосом.
С Андреем Алиса познакомилась на стадионе – как ни старалась администрация, в течение дня возникали моменты, когда парни и девушки пересекались друг с другом – помимо стадиона, это могло случиться в столовой, а также на официальных мероприятиях. Когда приезжало высокое начальство из Москвы, бойскауты встречали гостей из столицы на торжественной линейке, и парням с девушками приходилось стоять попарно друг с другом, что вызывало у первых любопытство, а у вторых – трусость и порой даже панику. Читатель должен помнить, что психика девушек – бойскаутов, по сравнению с девушками, выросшими в обычных семьях, сильно страдала. Тотальный запрет на аборты, действовавший в стране, на свободе ещё можно было с трудом обойти, но в лагере он соблюдался неукоснительно – и в тех случаях, когда девушке лет пятнадцати – семнадцати случалось залететь от парня (а иногда, увы, и от охранника или чиновника администрации), она немедленно и навсегда вывозилась из лагеря в специальное заведение для мам нежного возраста – в просторечии богадельню для дырок. Дальнейшая судьба такой девушки была незавидна, и она почти наверняка лишалась всяких перспектив в жизни. Кроме того, и по этой же причине, суровые тётушки, преподававшие на женских потоках, а больше всех – Георгина Матвеевна, которая раз в месяц обязательно проводила занятие политпропаганды – описывали девушкам всякие неприятности, которые могут произойти от парней, красочно рассказывали про изнасилования и про то, что главное достоинство девушки – это её девственность, которую нужно беречь. Порченая девушка, объясняли дамы – педагоги, на свободе будет никому не нужна. Разве что возьмут в уборщицы заштатной забегаловки. Поэтому все парни – и особенно парни более – менее красивые, представлялись девушкам – бойскаутам чудовищами, готовыми в любой момент напасть на них и лишить чести и всяких перспектив в жизни. Изоляция от парней давала девушкам богатую пищу для фантазии, потому что психологию живых, настоящих юношей мало кто из девушек представлял. Тем удивительнее (здесь, конечно, вступали в действие глубинные законы природы, законы жизни, которые никакая самая изощрённая пропаганда не могла задавить), что в лагере всё-таки находились девушки достаточно смелые, чтобы знакомиться с юношами и смеяться над запретами, по своей жестокости приближавшимися к сущему средневековью.
Алиса не была смелой. Она была просто любопытной девушкой. Её приводили в ужас последствия в виде детей – стоило только об этом подумать, как у неё холодело в груди. Но потом какое – то непонятное, щемящее влечение, которое она сама не могла определить, перевешивало, и она дрожащими пальцами перелистывала странички на своём планшете, вчитываясь в самые познавательные книги про мужчин, которые ей только удавалось найти. А ещё была музыка… Слушая голоса парней – нежные, романтичные, ласкающие голоса, певшие о любви – Алиса никак не могла поверить, что эти голоса могут принадлежать монстрам, готовым растерзать девушку, оставшись с ней наедине. Присматриваясь издали к бойскаутам, обитавшим в городке, Алиса тоже не чувствовала особенного страха. Они были какие – то… обычные. Алиса полагала, что мужчинам полагается быть значительно менее смирными. Эти – которых она издали рассматривала в лагере – так же работали и учились от зари до зари, стояли в струнку на линейке, ходили в отведённый час в столовую, как она сама. Они совершенно не вызывали у Алисы того трепета, который у неё возникал в фантазиях, когда она воображала никогда ею не виданных, но где-то точно существовавших брутальных молодцов, готовых уволочь визжащую и сопротивляющуюся девицу в тёмный уголок для тёмного плотского удовольствия.
И вот в один из апрельских дней Алиса увидела на стадионе парня, похожего на тех парней, что являлись ей в грёзах. Этим парнем оказался Андрей Олещук.
Андрей бегал на стадионе чуть дольше положенного времени – час мальчиков уже закончился, наступила пересменка, когда стадион должны были занять девочки. Алиса пришла одной из первых, поскольку ей хотелось погулять в столь прекрасный день – было очень тепло, апрельское солнце старалось вовсю, и всё как будто искрилось. Пахло весною, трава зеленела с тем изумительным изумрудным оттенком, какой бывает только в это время года. Алиса потянулась, сделала несколько наклонов вперёд и в стороны, с наслаждением втянула в себя чистый весенний воздух, прежде чем начать упражнения со скакалкой, и вдруг… Вдруг она увидела видение. По дорожке летел, едва касаясь земли – сильный, красивый, невыносимо притягательный парень. Алиса в одно мгновение ощутила, что мечтала о нём всю жизнь. На самом деле, она не могла бы точно описать, какой именно тип парней ей нравится. В мечтах она представляла брюнета, который иногда почему – то оказывался блондином и менял рост от метра девяноста до метра семидесяти. Но теперь вся неопределённость исчезла – её мечтой был короткостриженый юноша ростом метр восемьдесят три, с большими бицепсами, открытым лицом и чуть близко посаженными глазами. Алиса застыла в оцепенении. Скакалка в её руке грустно повисла, совсем забытая хозяйкой.