Тень на каменной скамейке - Мария Грипе

Когда я возвращалась домой, было не меньше трех часов, и на улице уже почти стемнело. Начали зажигать фонари. Шел мелкий снежок, в окнах домов мерцал свет. На душе у меня было легко и радостно в предвкушении Рождества. К тому же я нечасто ходила в гости, ведь и мы никогда никого к себе не приглашали.

Моя школьная подруга жила на другом конце города. Я бежала по снегу, то тут, то там сворачивая за угол. Улицы были тихими и пустыми. Я не встретила ни одного человека, кроме фонарщика, который неожиданно возник передо мной со своим длинным шестом. Он шел зигзагом, от фонаря к фонарю, поднимал шест с огоньком на конце, вновь зажженный фонарь начинал мягко светить, и скоро весь город украсился шариками света, мерцающими в снежной дымке.

Я была далеко от дома, в другой части города, куда мы почти не ходили. Вдруг я услышала голоса. Я шла вдоль забора и только что миновала ворота, как они открылись и на улицу вышли трое парней. В руках у каждого было по апельсину, и они бережно несли их перед собой, словно фрукты были хрустальные. Они пошли по улице, а я быстро перешла на другую сторону и сделала пару шагов в другую сторону. Когда обернулась, они стояли под фонарем. Я остановилась и отошла в тень, поближе к стене дома. Я не знала, чего жду, но меня не покидало странное чувство.

Парни закурили и стояли с апельсинами в одной руке и папиросками в другой. Они были плохо одеты, без пальто, а один даже без куртки, на нем был только черный шерстяной свитер. Шапок на них тоже не было, только на том, что в свитере, черная кепка с козырьком. На всех были тонкие ботинки. Они были бедны и слишком легко для зимы одеты, но лица их казались довольными.

Вдруг парень в свитере бросил свою папироску на землю и уже собирался наступить на нее, как другой быстро наклонился и подхватил окурок. «Отсыреет …» – пробормотал он.

Двое с укоризной посмотрели на парня в свитере и принялись разглядывать папироску, словно некую драгоценность, вертеть ее в руках и дуть на нее, пытаясь высушить. А черный свитер стал подбрасывать свой апельсин. Он подкидывал его все выше и выше, ловя почти у самой земли.

Сердце у меня заколотилось. В этом парне было что-то… Что-то настолько знакомое… Я не могла оторвать от него глаз.

Вдруг парень в свитере уронил апельсин. Он покатился к стене, где я стояла. Парень обернулся и двинулся ко мне. И тут я увидела его лицо!

Я думала, у меня остановится сердце. Парень посмотрел на меня, и наши взгляды встретились.

Это было лицо Каролины. Ее глаза смотрели на меня и не узнавали.

Я окаменела. Апельсин лежал в метре от моих ног. Парень наклонился и поднял его, едва не коснувшись меня. Он слегка улыбнулся, снова посмотрел мне в глаза и, с рассеянным видом подбрасывая апельсин, направился к своим друзьям.

Я поспешила домой, но у поворота снова обернулась. Парни все еще стояли под фонарем. Я слышала, как они напевали: «Тихая ночь, дивная ночь», кто-то из них насвистывал, а парень в черном свитере все играл апельсином. Но в мою сторону больше не смотрел. А зачем ему на меня смотреть? Ведь он меня не знает.

На мгновение я подумала, что обозналась. Но когда он бросал апельсин или поворачивал голову, в его движениях я узнавала Каролину.

Должно быть, у нее есть брат. Наверное, они даже двойняшки. К тому же он живет в этом городе.

Это могло бы объяснить, куда Каролина исчезает по ночам. Видимо, Свея не ошиблась.

Но почему Каролина не сказала, что у нее есть брат? Может, она стеснялась, что он бедно одет?

Нет, на нее это не похоже. Тут что-то другое.

Когда я вернулась, в доме было необычно тихо. Папа уехал, Свея тоже ушла. Надя спала. Раздавалось только жужжание швейной машинки. Мама шила платье для куклы, которое она собиралась подарить Наде на Рождество. Я спросила, где Роланд, и мама, не отрываясь от шитья, ответила, что точно не знает. И продолжала крутить ручку машинки.

– В гостях было весело?

– Да. А Каролина дома?

– Да, наверное. Вкусно угощали? Ну да, конечно, вкусно.

Это было похоже на маму. Спрашивала и тут же сама отвечала – на самом деле ей просто не хотелось разговаривать. А это означало, что она, вероятно, догадывается, что Роланд сидит у Каролины, но не хочет показать это. Бедная мамочка!

Я тяжело вздохнула и направилась прямиком на чердак.

Мне было совсем невесело. Радоваться было нечему. Неужели Каролина и вправду водит нас за нос? И как я теперь посмотрю ей в глаза? Разве мне приятно встретить ее брата, даже не имея понятия о том, что он существует? Что мне теперь ей сказать?

Я повернула на чердак. Наверху не было слышно ни звука. Полная тишина. Может быть, Каролины и нет дома. Но как только я собралась идти обратно, я услышала, как она запела. У нее был низкий, чуть глуховатый голос. Она пела красиво и, казалось, для себя. Возможно, там и нет Роланда, как я думала. Хорошо бы побыть с ней хоть раз наедине!

Я поспешно взобралась вверх по ступенькам и постучала. Голос тут же умолк, но Каролина не отвечала. Я постучала снова.

– Это я… – проговорила я.

– Входи. У меня не заперто.

Это я знала. Каролина никогда не запиралась. Ведь двери существуют затем, чтобы их открывать, а не запирать. Свея считала иначе. Была она у себя или нет – ее дверь была заперта всегда.

Но Каролина оказалась не одна. С ней был Роланд. Они сидели на кровати, опершись спинами о стену и склонив головы друг к другу. На комоде горела маленькая свечка в латунном подсвечнике, похожем на тот, который я отнесла сегодня в гости. Латунный ангел со свечой в руке. Мы купили их с Роландом вместе, и я думала, что он подарит его кому-нибудь из нашей семьи, например Наде. Но его получила Каролина.

– У нас маленький сочельник, – сказал Роланд. – Посмотри, что мне подарили!

И он вытащил большой пряник в виде сердца, украшенного разноцветной глазурью. Каролина испекла его для Роланда.

– А вот и для тебя, – сказала она и протянула мне такое же сердце поменьше.

В комнате был только один стул. Он стоял в углу поодаль от кровати. Я подошла к нему и села. Каролина налила в стакан сок и подала мне. Мы подняли наши «бокалы». В воздухе ощущалась натянутость. Пригубив сок, мы снова замолчали. Я пожалела, что пришла.

Роланд сидел со смущенным видом, будто его застали врасплох. Он и Каролина рассматривали старые фотографии, объяснил брат, указав на кучу альбомов и коробку на полу рядом с ними.

– Каролине нравятся старые фотографии, правда?

Он взглянул на нее, но она не ответила; меня охватило неприятное чувство. Ведь это наши альбомы, наши семейные фотографии, которые делал папа, по крайней мере почти все из них. Одно время он увлекался фотографией. Но что эти вещи делают здесь? Конечно, это всего лишь предлог. Или они, правда, думают, что я им поверю?

Каролина действительно интересовалась фотографиями. Я это замечала. Но старые семейные альбомы? Нет. Тут все шито белыми нитками.