Жизнь после смерти - Александр Белов

Но Алмаз продолжал, словно не слыша оправданий криминальногоавторитета.

– Когда Белого хотели короновать, я был против. Чтобысчитаться вором, надо не один год зону топтать. Но пацаном он был правильным.Против понятий не шел, на воровское благо щедро отстегивал. Сам небеспредельничал. Рамсы, какие случались, разруливал на стрелках. Каверин же ссамого начала повел себя как беспредельщик. Дела у них!… Какие дела могут бытьс мусорами?

Кабан понял, что разговор принимает для него не совсемудачный оборот. Пришел, идиот, голым. Хоть бы простыню взял – мобильникприкрыть. Вон Алмаз сидит, нахохлившись. Как в саван замотался, и на египетскуюмумию похож один к одному, только глазами хлопает. Может, у него там стволприпрятан? Хотя Алмаз на такое "западло" никогда не пойдет. Тогда каквот Тариэл запросто! А быки его, Кабана сейчас сидят в своем джипе и блатнойшансон слушают. И не чуют, дармоеды, что их босса сейчас завалить могут ни запонюшку кокаина. От страха Кабан перешел в нападение.

– А что вы на меня бочку катите? Если по вашим понятиямБелый был пацан правильный, а Каверин – мусор, так сами и разобрались бы. А тосоветы давать – кого трогать, кого нет! Да вы знаете, кем для Белого были егодрузья? Благодарите бога, что после этого Белый и вас не посчитал в однойупряжке с Кавериным. А вообще-то вы правы, с мусорами не хрена связываться.

Алмаз поморщился. Кабан был ему неприятен, но обострятьсейчас отношения с ним не стоило. Кто знает, не превратится ли переделимущества Белого и Каверина в большую войну? А тогда Кабана и его быков лучшебыло бы иметь пусть в ненадежных, но союзниках, а не в числе открытых врагов.

Кроме того, определенный резон в словах отморозка имелся,этого нельзя было не признать. Важнее всего в сложившейся ситуации был итог.Каверина нет в живых. Белого, вероятно, тоже. Крайним оставался человек Белого– Шмидт. С него и следовало спросить, хотя бы за убийство Каверина.

Ситуация стала ему, Алмазу, яснее ясного.

– Ну, пора и честь знать. Благодарю честную компанию, –Алмаз поднялся и направился в предбанник – одеваться.

Кабан повеселел. Он понял, что начавшие было сгущаться надего головой тучи и в этот раз рассеялись. И с похотливой улыбкой огляделся посторонам.

– А где девки-то? – спохватился он.

И тут же сиганул в бассейн, вздымая тучу брызг. Тариэл далсигнал. В зал с веселым щебетом вбежали наяды и тоже полезли в воду.

Расслабившись на все сто, Кабан направился на встречу сЗориным, назначенную им в своем любимом японском ресторане закрытого теннисногоклуба. Кабана туда пропустили весьма неохотно и только после тщательнойпроверки.

"Что, рылом не вышел"? – спросил Кабан охранников,демострантивно, с презрением сплюнул на зеркальный пол вестибюля и прошел вресторан.

Здесь его сразу проводили к заказанному Зориным столу. Кабануселся на низенькое сиденье и недовольно осмотрелся по сторонам. Зал – сплошнойвыпендреж. Редкие посетители ковыряли в тарелках длинными палочками и пили изчашек, похожих на наперстки, какую-то дрянь. Самураи, блин, недоделанные! Нивыпить, ни закусить по-человечески не умеют.

Он хотел было приказать, чтобы принесли нормальной водки иикры, когда из боковой двери ресторана показался Зорин. Он поздоровался скриминальным авторитетом так тепло, словно тот был ему дороже отца и матери.

Семенящая узкоглазая официантка – бурятка, что ли? –принесла на деревянном лакированном подносе заказ. Зорин все время поглядывал вугол зала. Кабан поискал глазами и обнаружил, что в углу за служебным столиком,откуда хорошо просматривался весь зал, пристроился зоринский мальчик напобегушках. Кажется, его звали Андреем.

"Да, не доверяет Виктор Петрович авторитетным людям,даже здесь боится, на клубную охрану не надеется…" – отметил про себяКабан. Официантка поставила перед каждым высокие, в виде ладей, блюда с суши.Зорин упорно называл их "суси". Он сказал, что именно так этопроизносят в Японии. Что же, ему виднее, Кабану там бывать не приходилось. Онвсе больше по Европам мотается. Водка была подана в маленьких фарфоровыхкувшинчиках. К удивлению Кабана кувшинчики были горячими.

– Они что, водку с глинтвейном перепутали? – удивилсябандит.

Виктор Петрович ответил ему широкой отеческой улыбкой.

– Это сакэ, рисовая водка. Подается подогретой, – пояснилон. – Ну что, выпьем с устатку?

Водка была теплой и вонючей. К тому же та капля, котораяпоместилась в крошечную фарфоровую чашечку-рюмочку, сразу растеклась во рту,вызвав отвращение.

Виктор Петрович выпил с видимым удовольствием, подхватил сподноса длинные лакированные палочки и принялся ловко метать в рот содержимоесвоего блюда: рис и кусочки рыбы. Он навалился на еду с аппетитом – видно,набегался перед этим за мячиком. Палочками, действительно, он орудовал лихо.

Кабан тоже был бы не против пожрать, хоть и умял передвизитом гору шашлыка. Но жрать-то, собственно, было и нечего. Дурацкий рис ссырой рыбой, креветки… Креветки он с пацанами под пиво убирал, когда соплякомбыл. Они что, в пивняке? А понты колотят – типа – культурное заведение!

Зорин исподтишка наблюдал за собеседником с плохо скрытойусмешкой. Ему уже случалось иметь дело с Кабаном. Тот проворачивал для негокое-какие грязные делишки. И пока что оба были довольны друг другом.

Виктор Петрович хорошо изучил тайные приемы искусствауправлять людьми. И сейчас ему казалось, что, поставив Кабана в неловкое инепривычное для того положение, он одержал над бандитом психологическую победу.Это прием не раз с успехом применял Наполеон.

Но Зорин ошибался. Кабан не был шахматистом. Он был из тех,кто любую игру заканчивает китайской ничьей и нокаутирующим ударом ногой всолнечное сплетение.

Впрочем, Виктору Петровичу повезло. Еще немного, и Кабансорвался бы… Виктор Петрович шестым чувством угадал, что напряженность застолом становится опасной. И он перешел к делу.

– Хочу попросить тебя об одном одолжении, – сказал Зориндипломатично.

Это означало деловое предложение. Кабан сразу забыл о своемнастроении и стал прикидывать, сколько ему слупить с чиновника. Тот продолжал.

– Найди мне Белова. Хоть из-под земли, но найди!

– Белова грохнули, – уверенно заявил Кабан, хотя и понимал,что тем самым лишает себя приличного гонорара.