Планы на ночь - Наталья Потемина

— А гениальное всегда просто. Знаешь, что такое простота?

— Тоже что-то со сперматозоидами связано?

— Нет. Это другое. Кто-то великий, не помню кто, сказал: «Простота — это самое трудное…»

Он снова замялся.

— «…Это последнее усилие гения», — помогла ему я.

— Как хорошо, что мы читаем одни и те же книжки, — обрадовался он, — круг замыкается, понимаешь?

— Значит, ты гений?

— Я не гений, я только учусь.

— А для учебы нужны наглядные пособия?

— Да, нужны. Много и разных.

— Блондинки, брюнетки, рыжие?

— Все равно.

— И желательно, чтоб они менялись как перчатки?

— Не так часто. Скорее как времена года.

— А я кто? Женщина-весна?

— А ты пока никто.

— Вот как. А какого хрена ты ко мне привязался?

— А я не привязался, я пристроился с целью произвести метеорологическую разведку. Может у нас и получится какой-нибудь тайфунчик.

— Не получится, не надейся, — сказала я и подумала, что хорошо бы дать ему по морде.

— А ты не хочешь дать мне по морде? — спросил он, угадывая мои мысли.

— Хочешь.

— Ну и дай!

— Вот так сразу?

— А чего тянуть? Вот так сразу.

Наверное, опять алкоголь, опять усталость плюс обида на всю свою неприкаянность и непристроенность, идиотизм ситуации, в которую я вляпалась по самую что ни на есть, — все это вместе развернуло меня резко к нему лицом, и я уже было подняла руку, чтобы врезать ему что есть силы, но он перехватил ее в запястье и, дернув вниз, завел за спину. Я потянулась к нему другой рукой и стала лупить его по чему попало.

— Сволочь, следопыт подопытный, диагностик хренов, любитель-недоучка, гений примитивный…

— Стой, стой! — отмахивался он. — Я же пошутил. Что ты, в самом деле, шуток, что ли, не понимаешь? Сделали друг другу больно — и хватит, и успокойся.

Я опять стояла в кольце его рук и, постепенно снижая обороты, вяло отбрыкивалась.

— Ну ладно, все. Я — дурак. Я не хотел. Вернее я хотел, но не мог, не знал как. Строил из себя пижона, чтобы удивить, понимаешь? Удивил, называется. Просто ты тогда так смотрела… А потом вдруг ушла. И я подумал: а что если навсегда?

Его губы уже дышали мне в шею, и становилось щекотно и горячо. И я первая стала искать его губы, а он перестал дышать и говорить. И я целовала его первая, вцепившись в его воротник обеими руками, как утопающая, спасаясь делом своих рук. Я первая стала расстегивать кнопки на его куртке, а он начал искать пуговицы на моей шубе, и я помогала ему во всем. Он поднимал вверх мою юбку, а я тянула вниз молнию на его джинсах, а потом потянула вниз и его самого. А еще я подумала, что хорошо, что кончились колготки, и не надо в них путаться, и не надо снимать сапоги, и чулки — это великое изобретение человечества, и как хорошо, что снег такой белый и последний, и можно лежать на нем как на белой постели, а он хрустит подо мной, будто белая крахмальная простыня, и я двигаюсь все быстрее и хочу, чтобы все быстрее кончилось и чтобы все не кончалось никогда.

Его волосы рассыпались по моему лицу, а его лица я не видела целиком, только профиль с плотно закрытым глазом и бровью, застывшей в напряжении. Его щека царапала мою щеку, и губы дышали в снег. И снег, как ни странно, таял.

— Хочешь, угадаю, как тебя зовут?

Мы уже стояли между двух гаражей, между которыми только что лежали.

— Не надо, не угадывай, — сказала я, — меня зовут Маша.

— А меня Никита.

— Вот и познакомились. Причем при довольно странных обстоятельствах.

Мы засмеялись и стали отряхивать друг с друга снег.

Мимо прошел мужик с собакой.

— Интересно, давно он тут прохаживается? — спросил Никита.

— Не знаю, как-то не заметила, — ответила я, и мы снова засмеялись.

Но смех получился какой-то нервный и болезненный. Меня начинало колотить и подташнивать.

— Идем скорее, а то метро закроется, — проклацала я зубами.

— Поехали ко мне, я тут недалеко живу, на Новослободской, а то ты вымерзнешь, как мамонт.

— Нет-нет, — испугалась я, — мне домой, у меня кот некормленый.

— Как зовут кота?

— Беня Крик или просто Беня.

— Сразу видно, интеллигентная девушка.

— Почему видно?

— Бабеля от Бебеля отличаешь.

— Глупый какой-то разговор получается.

— Глупый, да. Прости. — Он потерся носом о мое плечо. — Пойдем, я поймаю тебе машину.

Мы вышли на улицу, и около нас почти сразу остановился частник.

— Я позвоню, — сказал Никита и, расплатившись с водителем, добавил: — я завтра позвоню.

— Ну, привет, — попрощалась с ним я, и только когда Никита скрылся за плотной пеленой снега, вспомнила, что мы даже не успели обменяться телефонами.

Но, как говорила моя бабушка, кто хочет, тот ищет возможности, кто не хочет — оправданья.

В машине было тепло и уютно. Из двух колонок за спиной медленно вытекала музыка. Частник молчал, а мне и тем более не хотелось разговаривать. Я пригрелась и успокоилась, глаза закрылись сами собой, и я провалилась в короткий и черный, как дыра, сон.

Спала я, видимо, долго, минут пятнадцать. И мне снились деревья. А на деревьях листья прозрачные, цветные и круглые, словно монетки. И слабый ветер, и листья шевелятся и разговаривают, но ничего не слышно. Только долгий и пронзительный звук издали, будто кто-то кричит высоко и истошно: и-и-и… и-и-и…

— Во двор заезжать? — неожиданно прервал этот крик водитель.

— А как же, по полной программе, — очнулась я, — ночь ведь. Вдруг меня по голове кто-нибудь стукнет, а все на вас подумают.

— Ну, ты скажешь, — рассмеялся он, переходя на «ты».

— Ну, ты спросишь, — ответила я и с трудом выбралась из машины.

Поднимаясь в лифте, я вспоминала сон. Это уже было. Что-то подобное я видела когда-то. Еще бы знать, когда?

Нашла чем голову забивать. И вдруг меня как будто ошпарило. Я вспомнила. Это было очень давно, в глубоком детстве. Я тогда болела чем-то и видела странные сны. Их было немного, но они чередовались в разной последовательности и периодически повторялись. Это были чудесные, яркие, а иногда страшные и непонятные сны. Я помнила каждый и каждый, по-своему, любила. И они не заставляли себя ждать и еще долго повторялись, даже после моего выздоровления. Но потом они ушли, забылись, и я думала, что навсегда. А вот сегодня, откуда ни возьмись, один из блудных снов вернулся. К чему бы это? Может быть, я снова заболела? Скорее просто впала в детство, иначе трудно объяснить все глупости, проделанные мной в течение дня.