Микроурбанизм. Город в деталях - Ольга Бредникова

Разговор об ограничениях, накладываемых городской жизнью, требует от исследователя не меньшей виртуозности и чувствительности к нюансам, чем разговор о городских возможностях. Очевидно, что даже самые жесткие ограничения или системы контроля не могут претендовать на тотальность. В них непременно обнаруживаются расщелины[50], зазоры, “слепые пятна”, создающие возможности альтернативного использования. Такая пористость городской жизни хорошо известна исследователям советского города. Именно они обращали внимание на факт, что контроль даже в самых авторитарных системах не может быть ни круглосуточным, ни тотальным. Подвижность городской жизни также добавляет сложности анализу городских ограничений. Изменчивость точки отсчета и системы координат[51]затрудняет, но не исключает возможности идентификации ограничений и препятствий. Скорее она требует постоянного внимания исследователя к описываемой ситуации и ее контекстам, постоянного доказательства их действенности. Само исследование в этом случае подчиняется городским ритмам, приобретает чувствительность к постоянно происходящим в городе изменениям.

Задача сборника – попытаться обозначить взаимосвязанность и взаимовлияние изменений и значимых городских контекстов, возможностей и ограничений. Мы полагаем, что именно в режиме взаимодействия и образуется ткань городской жизни, в частности, взаимодействия городских структур и отдельных практик горожан и сообществ.

Изменения, привносимые горожанами, могут быть эфемерными – не оставляющими следов на городской поверхности, исчезающими спустя несколько секунд или часов. Эфемерность города удивительно точно схвачена Бредом Дауни – создателем скульптур из подручных городских объектов и материалов: скамеек, ограждений, мусора. Дауни делает длительность существования скульптур неотъемлемой частью их описания. Живущие от 10 секунд до нескольких дней городские скульптуры – символ кратковременности существования “несанкционированного” города, создаваемого усилиями его обитателей и городских энтузиастов. Однако сосредотачиваясь на эфемерности города, городские аналитики обычно упускают из вида существование долговременных городских традиций и практик самоорганизации городских сообществ. Самодельные городские мемориалы и памятные знаки, различные способы заботы о городских обитателях (все те же знакомые всем с детства кормушки) и городских пространствах (украшение дворов) – это и многое другое образует устойчивые способы самоорганизации городской жизни, создает городские традиции, существующие десятилетиями. Таким образом, город, создаваемый жителями, существует во множестве временных режимов и протяженностей, открывать которые – отдельное удовольствие для исследователя.

Собирая книгу, собираем город

Нас как редакторов не могло не радовать, что трудно формулируемые и даже порой не особенно внятные требования были легко воплощены авторами. Оказалось, что идея легкого письма о близком городе витала в воздухе. Собирая “Микроурбанизм. Город в деталях” воедино, мы старались не следовать слишком очевидной логике, воспроизводящей существующие классификации и принятые связки. И в этом нам очень помогали тексты, с самого начала жившие самостоятельной жизнью и создававшие собственные альянсы. В ряде случаев задача редакторов сводилась лишь к обозначению очевидной общности и близости текстов, поиску объединяющих названий разделов. В итоге в сборнике “самообразовались” четыре раздела.

Одним из ключевых принципов микроурбанизма и важным для нас способом говорения о городе является антропологизм. Именно поэтому сборник начинается с рассказов о проживании города. Уже заканчивая составление этого раздела, мы обнаружили, что он объединил тексты молодых исследователей. Таким образом, мы получили не только живой город, но и оживленный рассказ о нем. Новые авторы принесли с собой и новые темы, довольно редкие в российской урбанистике, – разговор о телесности и многообразии городских чувственных опытов.

Вторая часть сборника связана с трудноуловимыми и труднопроговариваемыми опытами проживания города. В этом разделе они кристаллизуются в более или менее устойчивых городских формах, особых пространствах, проторенных маршрутах и воспроизводящихся практиках. Эти кристаллизации, наравне с эфемерным и ускользающим, собственно, и образуют “занимательное градостроение”, создают город.

Ключевыми идеями третьей части стали многослойность и облезлость. Если многослойность – признанное клише городских исследований (что, впрочем, не отменяет более подробного разговора о ней), то облезлость – новая метафора, вскрывающая бережное и вдумчивое отношение исследователя к городу. В данном случае исследователь избегает одномерности – неоправданной категоричности и прямых обозначений, которые в итоге превращают город в плакат с лозунгами в виде застывших концепций. Облезлость, вводящая нелинейные отношения с материальностью и временем, позволяет не просто говорить о соприсутствии чего-либо в городе, но улавливает множественные отношения, полные нюансов и переходных состояний, тем самым позволяя исследователю двигаться вперед, предлагая новый способ работы с устоявшимися метафорами.

Наконец, последний раздел призван вскрывать способы соединения ткани городской жизни. Здесь мы отчасти идем проторенным путем, обращаясь к унифицирующим правилам и технологиям как механизмам синхронизации городской жизни. Однако задача этого раздела – проговорив очевидное, наметить новые варианты связок. Не менее важно, что эти связки – не только порождение структуры, но и результат активного творчества горожан, даже в рамках самых жестких порядков создающих пространства возможностей.

И напоследок…

Почему сегодня важно говорить о горожанине, чей городской опыт многократно усилен и изменен технологическими интервенциями в городскую жизнь, появлением новых пространств или кардинальной реновацией прежних? Почему разговор о деталях, случайностях, мягкости и подвижности города становится столь необходимым и неизбежным? Мы полагаем, что привлечение внимания к зыбким зонам и эфемерным ситуациям, равно как и к стабильным практикам, раскрывающим город, проявляет особые лакуны свободы и ответственности – те пространства, где смыслы, создаваемые горожанами и городскими сообществами, оказываются наиболее значимыми. Такие зоны – точки успешного сопротивления попыткам и усилиям всевозможных агентов влияния в использовании города как инструмента реализации своих задач. Эти точки – основания диалога на равных или неотрицаемые аргументы в отстаивании права на город. “Здесь нет политики, здесь есть обещание сообщества, вернее ощущение, что силы сопротивления не будут присвоены ею”[52].

Егор Шевелев