Секретная сотрудница - Фридрих Незнанский

А когда магазины надоедали, могла часами бесцельно бродить по Москве, по любимым улицам и переулочкам, паркам и историческим местам… Она вообще никогда не ставила перед собой какой-то определенной жизненной цели. Жила, словно посторонняя, отчужденно и созерцательно. И по возможности старалась избегать всего, что могло бы ограничить ее внутреннюю свободу. Поэтому люди в большинстве своем Риту не понимали. А мать, и не только мать, нередко упрекала ее за то, что она вообще живет как во сне.

«Ты с ума сошла! — в сердцах восклицала мать. — Это же просто медленное самоубийство! Подумай, к чему ты придешь со своей философией?! А ведь тебе, между прочим, уже двадцать пять лет!..»

Отчасти мать несомненно была права. Жить так, наверное, было нельзя. Нужно было к чему-то стремиться. Как-то устраиваться в жизни. Но именно этого — заданности, постоянства, несвободы — Рите отчаянно не хотелось. Но главное, чего остальные упорно не желали понимать, заключалось в том, что у Риты были серьезные причины для такой житейской философии. Очень серьезные…

В скромном, но изящном летнем платье и новых босоножках на низких каблучках она уже стояла в прихожей, в последний раз оценивая перед зеркалом свой тонкий макияж, когда в комнате вдруг неожиданно и тревожно зазвонил телефон.

«Меня нет, — твердо сказала себе Рита. — Ни для кого…» И принялась решительно отпирать дверь. Но в последнюю минуту подумала, что это, возможно, звонит из санатория мать, и поневоле вернулась.

— Алло! Маргоша? Привет, это я… — послышался в трубке заискивающий, бездумно легкомысленный голос Ленки Никулиной. — Извини, лапуль, у меня тут такое дело…

Рита с досадой поморщилась. Она по опыту знала, что от звонков Ленки, почему-то считавшей себя ее ближайшей подругой, ничего хорошего ждать было нельзя. Или треп на несколько часов, или безутешные слезы в жилетку. Одним словом, потерянное время.

Так и есть: очередной неотразимый плейбой назначил Ленке свидание. А сегодня вечером она, как нарочно, должна вкалывать в «нашем кабаке». Жуткая невезуха! И вся надежда только на нее, Риту.

— Маргошенька, лапушка, ну пожалуйста, выручи! — чуть не плача, умоляла ее Ленка. — Я за тебя потом две ночи отработаю! Нет — правда! Христом Богом клянусь!..

Положив трубку, Рита вернулась в комнату. Разочарованно уронила на диван нарядную сумочку и задумчиво остановилась у окна. Ну зачем она согласилась? Впрочем, у нее не было выхода. Ведь именно Ленка устроила Риту на ее нынешнюю работу. Не самую пыльную и не самую дешевую. А долг, как известно, платежом красен.

Значит, пропал выходной. Значит, сегодняшнюю ночь она тоже проведет среди ошалевших выскочек и недоумков, не знающих, куда девать свои денежки. Значит, опять водка, бесконечные застольные разговоры, еще одна никчемная и бессонная ночь…

«Господи, как мне все это надоело! — с грустью подумала Рита. — Ну почему… почему я тогда не умерла!?»

Пироговская больница

Ближе к вечеру

— И как же это тебя угораздило, Саша, к едрене-то фене? — сочувственно вздыхал доктор Градус, отпаивая Турецкого крепким медицинским спиртом.

— Сам не пойму, — качал головой пострадавший.

На лице его, кроме залепленного пластырем злополучного пореза, красовались еще несколько обработанных йодом свежих ссадин. К счастью, этим последствия неожиданной автокатастрофы и ограничились.

Турецкий действительно не понимал: что же, собственно, там произошло, на Ленинградском шоссе возле поселка Черная Грязь? Было это целенаправленное блиц-покушение или нелепая случайность?! Все совершилось так быстро, а главное, неожиданно, что ответить на этот вопрос оказалось не просто. И хотя самому Александру Борисовичу очень хотелось поверить в случайность, интуиция матерого «важняка» подсказывала ему, что случайностей не бывает. Особенно в таком деле, как следственная работа…

Оправившись от потрясения (в прямом и переносном смысле), Турецкий бросил свою раздолбанную «телегу» на обочине шоссе и, воспользовавшись услугами подоспевших гаишников, немедленно помчался в Москву, к доктору Градусу. Ему не терпелось поскорее разобраться в этом таинственном деле. Найти хотя бы одну точку опоры, от которой можно было начинать расследование.

К моменту его прибытия вскрытие было в самом разгаре. Не приходилось сомневаться, что старый пьяница и матерщинник, чьи многочисленные недостатки бледнели перед его профессиональными достоинствами, как всегда, сделает все возможное, чтобы докопаться до истины. А эта истина сейчас была нужна Турецкому как воздух.

По окончании вскрытия, едва увидев цветистую физиономию неугомонного «важняка» (которую уже обработали местные санитары), доктор Градус ошеломленно выругался и тотчас организовал для пострадавшего шкалик своего проверенного и самого надежного «лекарства». Турецкий же, пропустив маленькую, сразу почувствовал заметное облегчение и ясность мысли.

— Ох, и шалопай же ты, Саша, — выслушав его, покачал лысой головой старый судмедэксперт. — Ох, и шалопай… Верно говорят: дурная голова ногам покоя не дает.

— Ладно, Борис Львович, проехали. Давайте лучше поговорим о деле.

— А что говорить?.. Между нами, удружил ты мне, Александр: такого человека кромсать заставил!

— Вы его знали? — удивленно спросил Турецкий.

— Кто же его не знал?! Светило! И потом, мы ведь с ним вместе учились…

— Это правда?!

— А то буду я тебе заливать, — обиделся доктор Градус. — Только он после института живыми занялся, а я вот мертвяками. Эх, Карлуша, бедовая твоя душа… Ну-ка, давай еще по одной. Помянем.

Пропустив еще по одной, Турецкий поморщился и, закусив, чем Бог послал, оживленно накинулся на старика с вопросами.

— Особой дружбы между нами, конечно, не было, — начал Борис Львович, — но знал я его неплохо. И Марию, жену-покойницу. И Яшку, сына-подлеца.

— Так у него есть сын?!

— Был. Тоже, трам-тарарам, хирургом заделался. Гения из себя корчил. А в середине восьмидесятых поехал для обмена опытом за границу и дал деру… Бедного Карлушу тогда просто с грязью смешали. Он же последнее время в Кремлевской больнице работал. А тут сразу досрочно спровадили на пенсию. В общем, подложил сынок папаше свинью…

— А где он сейчас, это подлец?

— Да хрен его знает! Где-то за бугром ошивается. С тех пор больше домой не заявлялся. Не удивлюсь, если и на похороны отца не приедет. Одно слово — ….

— Как же этому… удалось остаться на Западе?

— Обычное дело. Как все тогда оставались. Изобразил себя жертвой политических репрессий. Наплел с три короба про свои необычайные таланты и интерес к ним со стороны КГБ. Ну и добился политического убежища.

— Ясно, — покачал головой Турецкий. — Так что же все-таки было причиной смерти профессора, Борис Львович?

Доктор Градус мрачно набулькал себе еще спирта и залпом выпил.